— Ксюша заставляет меня, Коля, за перо браться, — повторяю, — только Ксюша. Чтобы не думала она, будто ты один горшки обжигать можешь.
— Что ж, — Николай спокойно отвечает, помешивая угли хворостиной, — любовь к женщине всегда являлась одной из движущих сил в творчестве. Вся настоящая литература строится на любви и сострадании к человеку. На сострадании к людям, нуждающимся в еде, в здоровье, в любви, в духовных исканиях…
— Коля, брось трепаться, — говорю, — и давай начистоту. Ксюшка нравится мне, как никто. Поверь на слово. Не привык я в грехах своих каяться, но с тобой, признаюсь, поступил по-свински. Извиняться теперь, наверное, смешно, хочу просто, чтобы ты знал…
— Что дальше? — спросил Николай, поднимая на меня глаза. — Как теперь ты нашу судьбу решишь?
— Пускай Ксюша решает.
— А ты пока с Валентиной поживешь?
— Это уже не твоя забота.
— Вот как, не моя? — глаза Николая насмешливо прищурились. — Коль приходится отдавать свою невесту, так хоть не в гарем.
— Хохмишь… Ладно! Давай считать, что этого разговора у нас не было.
— Будем считать, — согласился Николай. — Послушай-ка, что у меня получилось. Сейчас только ухватил вчерне:
В сорок лет пришла Она.
Как смешно!
В годы эти уж ни Пушкин, ни Рембо
Не знавали и не видели Ее.
В годы эти Маяковский и Сергей
Рассчитались и расплакалися с Ней.
В сорок лет пришла Она.
Как смешно!
Ну, а может быть, немного повезло?..
Тело сына Шота Георгиевича нашли мы в полдень на шестой день поиска. Накануне этого дня Максимыч объявил нам о своем решении прекратить к вечеру поисковые работы. Сделать это он мог бы и раньше. Искать утопленника в озере с илистым дном и при такой глубине… Но у него, как и у нас всех, не поворачивался язык сказать об этом Шота Георгиевичу.
Тело нашел Николай. Наткнулся на него, уже выходя из воды, в нескольких метрах от берега и возле того самого дерева, на котором провел все эти ночи Шота Георгиевич.
Прощаясь с нами, Шота Георгиевич опустил в карман дождевика Максимычу пачку с деньгами, произнес тихо:
— Всем… Помяните сына моего Вахтанга.
Максимыч достал пачку и твердо возразил:
— Извини, дорогой, сына твоего мы помянем обязательно. А денег не надо. За эту работу мы денег не берем, — и сунул пачку Шота Георгиевичу за борт бурки.
Шота Георгиевич вновь достал деньги и вопросительно обвел всех нас запавшими лихорадочными глазами.
— Не надо, — подтвердил Николай, — не берем.
— Не надо, — сказал я.
— Не надо нам ничего, — буркнул Федот.
Василий пробормотал что-то, тоже отрицательное.
Шота Георгиевич порывисто шагнул к Максимычу, обнял его, прижался щекой к его щеке, затем, резко повернувшись, зашагал прочь к машине и ни разу не оглянулся.