Допрос результатов не дал.
Алиби у Ани тоже было. Стопроцентное.
Она два раза за ночь выходила из дома, один раз в киоск, ей позарез сока захотелось, а второй раз в аптеку. И камеры ее сняли.
Не успела бы она в Шамановку, никак не успела. Если только нуль-транспортировкой, в которую капитан не верил.
Картина получалась удручающая.
Трахаться, простите, никому не запрещено. Хоть бы и с кем, если по доброй воле.
Преступник?
На нем не написано, а за секс у нас не сажают, спи ты хоть с Чикатилой.
Такси вызвала, да. И что? Тоже не преступление, капитан и сам был грешен. Сколько раз вызывал такси что для себя, что для знакомых… дело-то житейское.
Следов нет.
Мужские вещи, конечно, были. Но не в тех количествах.
Когда двое живут вместе долгое время, это отпечатывается.
Два стаканчика для зубных щеток в ванной, два набора полотенец, тапочки, какие-то инструменты, туалетная вода… да много чего. Здесь были вещи, но у капитана создалось ощущение, что хозяин вещей здесь не живет, а просто приходит. Иногда, в гости…
Допрос и задержание на трое суток?
Это не рядом с Ниной, которая злобно сверкает глазами, ой не рядом. Дай волю журналюге, такой грязью всех польет, не отмоешься. Полковник потом его в асфальт закатает на раз и скажет, что так и было.
Нет, это не выход.
А что делать?
Да хотя бы чаю выпить. С голубцами.
Аня делала их впрок, замораживала, а потом разогревала в микроволновке. И голодному, усталому капитану они показались просто даром богов.
Революцию кое-как спровадили, Нине Аня пообещала позвонить, как полиция уйдет, а сама принялась кормить бедолаг.
Капитан, конечно, не болтал. Но есть тайна следствия, а есть то, что через сутки будет знать весь город.
Вот это и можно рассказать девушке.
Про двенадцать трупов, к примеру. Все равно ведь узнают, такое событие.
Или про национальную принадлежность трупов.
Нацисты и фашисты? Из Луганска?
Какой ужас!
А что – они вот все-все сюда переехали оттуда? Жуть кошмарная!
Капитан только фыркнул.
– Вы думаете, у нас в России кретинов мало?
Аня о них не думала, но и в наличии не сомневалась. Иногда кажется, даже слишком много, куда ни плюнь – одни кретины. А при чем тут диагнозы?
Как оказалось, из Луганска было всего двое. Сеня и один его друг.
Остальные – местные.
У нас, конечно, нельзя регистрировать нацистские организации, но против клуба любителей канареек, к примеру, полиция не возражает. А что там, на собраниях, про Гитлера и Гиммлера говорят, ну так что ж?
Говорят, когда у Гиммлера канарейка сдохла, он рыдал неделю, но смертные приговоры подписывать ему это не помешало