— Можно и по-русски, отчего нет? Есть у нас в районе переносицы вомероназальный орган, который отвечает за взаимную симпатию между мужчиной и женщиной. Безусловно, у людей он развит не так хорошо, как у животных, но тем не менее со своей задачей справляется успешно.
— Они что, с Элкой обнюхались, перед тем как в постельку завалиться?
— А это ты уже у самого Игоря спроси.
— Ага, скажет он что-нибудь!
И в этом он прав: даже не подумаю.
— Ладно, давайте выпьем за то, чтобы нам эти твари больше не попадались! — сказал Гудрон, когда убедился, что от меня он ничего не услышит, а Слава свою миссию посчитал выполненной.
И мы выпили. Потом выпили еще раз — за то, чтобы наша экспедиция прошла удачно. А затем опустела и вторая фляга, и все пошли спать. Кроме нас со Славой, заступивших на дежурство первыми.
Мы некоторое время сидели молча, затем Слава спросил:
— Скажи, Игорь, тогда, на поляне, ты всерьез заявил, что собираешься вернуться к гвайзелу?
Сначала мне хотелось солгать: а что, мол, в этом такого? Пара пустяков! И все же я сознался:
— Только под угрозой расстрела. А почему интересуешься?
— Да так. Вид у тебя был очень убедительный. По-моему, все поверили, даже Грек.
Отдавая дань традиции, картинку на стене я все же нарисовал. Хотя строго ей, традиции, не стал следовать. На моем рисунке обнаженная парочка страстно целовалась. И сразу же становилось понятно, чем она займется в следующее мгновение.
Когда мы уходили из пещеры, Гудрон, который новый рисунок конечно же заметил, заявил:
— Ну вот, хоть одно приличное изображение здесь появилось. Хотя Элку мог бы и погрудастей изобразить.
— Ему виднее, — хмыкнул Гриша.
Где там Гудрон смог разглядеть грудь, если парочка крепко друг к другу прижалась, я так и не понял.
Первая половина дня прошла в тревожном ожидании того, что в любой миг из-за какого-нибудь куста выскочит разъяренный гвайзел, чтобы отомстить за убитую самку. Или сразу несколько.
Мы шли по едва заметной тропе, которая пролегала в чащобе самых что ни на есть настоящих джунглей. С поправкой на то, что все представители флоры, за редким исключением, были мне знакомы. Единственное, что их отличало от выросших на Земле собратьев, — величина.
Чего это только ни коснись: березы ли, какой-нибудь осинки или той же рябины — все они были исполинами. Но попадались и такие, видеть которые мне раньше не приходилось. Гудрон своими обязанности наставника манкировать даже не пытался, как правило, обращал мое внимание именно на них. Иногда объясняя, в чем именно заключается исходящая от них опасность, а иногда просто рекомендуя обходить стороной.