Разумеется, всегда можно было поднять налоги — однако это был плохой вариант. Налоги оставались неизменными уже четыре года, и крестьяне в провинции только-только начали чувствовать стабильность.
К тому моменту, как Джил шепотом сообщил, что пора собираться на пир, Дойл так ничего и не придумал, поэтому его настроение упало окончательно, и он едва не сорвался на мальчишке — но удержал себя в руках, разве что обругал за криворукость, когда тот подлил в медную ванну слишком много горячей воды.
Наконец, одевшись, Дойл велел:
— Пойдешь со мной. Развлекайся как хочешь, но следи за моим кубком.
— М-милорд, вы опасаетесь, что вас могут отравить? — уточнил Джил.
— Нет. Опасаюсь, что меня могут напоить. Так что смотри в оба — даже за королем.
Он не стал добавлять: «Особенно за королем», — хотя именно это и подумал.
От обычного пира этот отличался разве что антуражем — под потолком зала были развешаны медные лики солнца, а в центре перед столом установили огромную чашу, в которой постепенно разгорался огонь. Вокруг пока неторопливо сновали ряженые в красное шуты, придворные — тоже в основном в красном — столпились кучками у столов, поглядывая не без жадности на выставляемые слугами блюда.
Дойл — в черном, а не в красном, — как обычно привлек внимание своим появлением: на время все разговоры затихли, а кучки переформировались так, чтобы дать Дойла возможность пройти к своему месту, ни с кем лишний раз не заговорив. Единственным исключением был выросший у него на пути Кэнт. Махнув своей ручищей, он радостно провозгласил:
— Да светит тебе солнце, принц!
Дойл скривился, но ответил:
— И тебе, лорд.
Кэнт расхохотался низким смехом и уже тише спросил:
— Ты так и не полюбил все эти пирушки, Торден?
— Я люблю пирушки, — ответил Дойл, — те, которые проходят у костра, в компании людей, готовых умереть друг за друга. А не с этими свиньями.
Кэнт снова засмеялся:
— Я тоже порой скучаю по тем добрым временам. Не думал никогда опять рвануть на север?
Дойл хмыкнул:
— Да кто мне даст. Я уже не младший принц, который может делать, что ему вздумается. Да и ты, Кэнт, давно уже не третий сын, которому наследство не светит.
Здоровяк погрустнел — не только из-за упоминания об отце и двух старших братьях, погибших на войне с Остеррадом, но и из-за намека не лежащую на нем ответственность.
— Умеешь ты все испортить. А как хорошо было быть просто Стиви, на которого всем плевать.
— Не тот ли самый Стиви то и дело ныл, что после войны ему можно будет сразу топиться, чтобы только не подохнуть с голоду? — отозвался Дойл. Кэнт состроил обиженную рожу и отошел, а Дойл обернулся — как раз вовремя, чтобы встретиться взглядом с леди Харроу и преисполниться желанием немедленно последовать старому совету Стиви Кэнта и утопиться.