«Прихоти короля», — хотел сказать он.
— Рикон! — Дойл не позволил ему договорить. — Я отдал приказ. И не прошу высказывать свое мнение. Завтра утром ты должен быть в монастыре, вместе с королевой. И беречь ее, как самое драгоценное сокровище.
Почти минуту Дойл был вынужден выдерживать тяжелый взгляд Рика, но в конце концов святой отец опустил голову, снова набросил капюшон и прошептал из-под него:
— Приказание милорда будет исполнено.
Дойл протянул ему руку, и Рикон запечатлел на ней холодный сухой поцелуй.
Когда к ночи Дойл вернулся в замок, он уже был пуст, не считая горстки слуг, которым некуда было идти, и короля, который неприкаянным духом метался по галерее и что-то пытался разглядеть в темноте ночного сада. Шаги Дойла он явно услышал издалека, потому что пошел навстречу и быстро спросил:
— Что теперь?
Для Дойла сумасшедшее оживление этого дня сменилось усталостью. Он тяжело оперся рукой о свод одной из арок и ответил:
— С рассветом все ворота города будут закрыты. Сейчас на всех выходах стоит стража и лекари. Тех, в ком находят хотя бы малейшие признаки болезни, не выпускают.
Эйрих шумно втянул носом воздух, но не нашел в себе сил возразить.
— Я распорядился отдать под лекарскую королевский склад в доках. Товары уже свезли в замок, склад полон людей.
— Там холодно, — как-то невпопад заметил Эйрих.
— Что? — переспросил Дойл, но потом понял, о чем говорит брат. Действительно, в доках на складе холодно. Там никогда не топили печей, и каменные стены давно промерзли насквозь. По его телу невольно прошла дрожь. Он ненавидел это чувство холода — когда кости начинают болеть изнутри, леденеющие пальцы едва сгибаются, а попытки уснуть обращаются муками.
— Да, — сказал он, — холодно. Но мы не можем рисковать и выпускать болезнь из доков. Завтра я сам съезжу туда и распоряжусь предпринять…
Невнятное «что-нибудь» повисло в воздухе, потому что Дойл пока не знал, что он предпримет. Он перевел взгляд на сад, туда же, куда смотрел Эйрих.
— Ты проследил, чтобы она уехала? — спросил король после нескольких минут молчания.
— Королева? — удивился Дойл. — Разумеется, я…
— Леди Харроу.
— Да, я попросил ее уехать.
Дойл несколько раз стукнул пальцем по холодному камню. Против воли ему вспомнилась небольшая рука леди Харроу в его руке. И тихий вздох, когда он поцеловал ее.
— Она благоразумная женщина, — сказал он не столько себе, сколько брату, а потом безо всякого перехода добавил: — завтра с утра надо проследить, чтобы лекари начали обходы домов. Больные и здоровые должны дышать разным воздухом — может, это нас спасет.