— Ждите здесь.
В дома действительно было темно, ставни были плотно закрыты, но в руках у слуги был канделябр на пять свечей.
— Прошу, высокий господин. Хозяйка в дальней части дома.
— Веди, — повторил Дойл, — и пошевеливайся.
Слуга ровно и с вызовом взглянул ему в глаза и ответил:
— Мне, высокий господин, спешить давно некуда. Пойдемте.
В других обстоятельствах Дойл не поленился бы и огрел бы нахала хлыстом, но сейчас леди Харроу занимала его куда больше, чем старик с его дурной болтовней. Они поднялись на второй этаж и прошли по неширокому коридору. Слуга остановился возле двери в конце и открыл ее — и Дойл вынужден был быстро заморгать, чтобы не ослепнуть от слишком яркого света.
Здесь, в комнате, которую не было видно с улицы, ставни были распахнуты настежь и внутрь проникало солнце. Леди Харроу сидела возле одного из окон с толстой книгой на коленях. Когда Дойл вошел, она отложила книгу и поднялась ему навстречу. Дойл выдохнул:
— Вы идиотка!
На спокойном лице леди Харроу ничто не дрогнуло, она только немного опустила глаза.
— Неужели моих слов и собственного здравомыслия вам не хватило, чтобы собраться и немедленно убраться отсюда? — он говорил все громче, леди Харроу по-прежнему молчала, и Дойл уже не мог себя удержать. — Во что вы решили сыграть? В богиню Йидо?!
Он выдохнул, потому что следом на язык просились совсем уж крепкие слова.
— Это все, милорд? — спросила леди Харроу, не поднимая глаз.
— Нет, — Дойл прошел внутрь комнаты и закрыл за собой дверь, — только начало. Берите свою книгу и что вам там еще нужно, у вас десять минут. И я выведу вас из города. Мне ворота откроют.
Она не шелохнулась, и он рявкнул:
— Быстро!
Последовало очень спокойное:
— Я не поеду, милорд, — леди Харроу наконец посмотрела ему в глаза и чуть прищурилась: — и вы не сможете заставить меня.
— Думаю, могу, — у него не было никакого желания быть сейчас любезным. Одного только мелькнувшего в сознании образа — леди Харроу, бьющейся в горячечном бреду смертельной болезни — было достаточно, чтобы уничтожить в нем последние остатки галантности. — Если понадобится, — он подошел к ней ближе — так близко, что заставил отступить, — я велю вас связать и выволоку отсюда.
Это слова уничтожили ее невозмутимое спокойствие. Она побледнела, потом покраснела и произнесла жестким голосом:
— Я не вещь, милорд. И не ребенок. Могу сама решать, как поступить, — она хотела сказать что-то еще, но он оборвал ее резким приказом:
— Сядьте.
Она колебалась несколько мгновений, прежде чем подчинилась и снова опустилась в кресло возле окна. Дойл протянул руку и забрал ее книгу, глянул на обложку и едва не зашипел от злости. «Анатомикон», будь он неладен!