Гай дернулся и сморщился. На его лице выступила кровь — Дойл не потрудился снять перчатку, и шипы оцарапали щеку врага.
— Достаточно. Ты сказал достаточно, чтобы тебя повесить.
В глазах Гая плескалась неприкрытая ненависть, но она не задевала Дойла — он размышлял, может ли Гай рассказать ему что-нибудь полезное перед смертью. Пришел к выводу, что не может, и велел:
— Вздернуть.
Гай сопротивлялся как мог, пытался вырваться, потом кричал о благородстве, но ему это не помогло — его шейные позвонки хрустнули, и крики прекратились.
— Тело забрать в столицу, — велел Дойл и, не глядя на то, как выполняется его приказ, прошел в свой шатер.
Там, под надежной охраной, уже сидел мальчишка Риверс, которого Гай хотел усадить на трон. Это был паренек лет четырнадцати, здоровый, как все северяне, светлокожий и светловолосый. С ним обращались осторожно, но разоружили и держали крепко, чтобы не выкинул какой-нибудь глупости.
— Значит, Риверс, — произнес Дойл и сделал знак, чтобы рыцари отпустили его. Получив свободу, он по-собачьи встряхнулся, ощерился и спросил:
— А ты, стало быть, знаменитый милорд страшилище?
Дойл сел на табурет, чтобы дать ноге отдых.
— Болтаешь дерзко. Сколько тебе лет?
— Будет пятнадцать, — Риверс гордо вскинул голову.
Дойл потер подбородок. Он собирался забрать этого ребенка ко двору и следить за тем, что из него вырастет. Подозревал, что ему не помешает северянин, лояльный к короне и ручной. Но Риверс не был ручным. Он был диким зверенышем этих краев, а его руки уже были руками воина — не мальчика. Он умел держать меч, наверняка отлично сидел в седле, а одна его короткая реплика показывала, что он отнюдь не трус. Неручной дикий северянин был ему не нужен. Риверс был ему не нужен.
— Каковы твои права на корону?
— Я — единственный законный потомок короля Ольдена Шестого. Ваш дед, милорд страшилище, был рожден вне брака, — огрызнулся Риверс, и тем решил свою судьбу. Дойл поднялся с табурета, подошел к Риверсу поближе, взглянул в глаза — совершенно бесстрашные, и вздохнул. Пожалуй, ему нравился этот мальчишка — смелостью. Говорить о мужестве легко, а вот бросать оскорбления врагу, взявшему тебя в плен, будучи безоружным — на это нужна действительно большая смелость. Дойл это слишком хорошо знал. К сожалению, как это часто бывает, в придачу к смелости Риверс получил маловато ума.
Он умер быстро — тонкий узкий кинжал вошел ему между ребер в сердце. Мальчишка захлебнулся, закашлялся. Тело упало на ковер. Дойл вытер кинжал о его белую в грязных разводах рубаху и вложил обратно в ножны.