Ивен рыдал от боли и страха, но больше уже ничего не пытался скрыть.
— Они пообещали вылечить Марту, мою младшую. Я только… Я только отдавал письма. Мне говорили, кому. Я не знаю, что это значит. Пожалуйста! Поверьте!
— Я верю, — Дойл поднялся из кресла, без брезгливости, но отнюдь без удовольствия взглянул на изуродованную левую руку парня и повторил: — я верю. Теперь — верю, — и скомандовал тени, — пусть отдохнет, а потом выпустите.
Из самого темного угла донеслось:
— Милорд, возможно, он знает что-то еще? Стоит…
— Он больше ничего не знает.
Уже за дверями камеры Рикон спросил:
— Откуда вы знаете?
Дойл пожал плечами:
— По глазам вижу. Глаза всегда выдают лжеца. Рик… — он хотел было сделать шаг, но так и не поставил увечную ногу на следующую ступень, — у меня для тебя дело, отец Рикон. Мне нужна та молочница. Попробуй поймать ее на живца.
— Будет исполнено, милорд.
Рикон ушел — бесшумно, по-змеиному, а Дойл продолжил путь наверх. Теперь, когда он снова в замке, можно начать строить ловушку на медноволосую леди Харроу. Неожиданно при мысли о ней в паху потянуло, и Дойл выругался сквозь зубы — это было еще одно доказательство, пусть и косвенное. Он давно вышел из того возраста, когда желания тела затмевают голос разума, а при мысли об этой женщине все его тело начинает гореть. Он читал, и не раз, что могущественные ведьмы знают составы зелий, которые многократно повышают женскую привлекательность — вероятно, она воспользовалась чем-то подобным тогда на приеме, три недели назад.
«Проклятье», — пробормотал он и ускорил шаг, насколько это было возможно. О леди Харроу нужно было думать на свежую голову — хотя бы после пары часов сна. При этой мысли он повторил: «Проклятье». Нормальный сон ему сегодня не грозил — в холоде он не уснет, а искать другую, протопленную комнату, ему не позволит чувство самоуважения. Он готов был смириться с тем, что он нем болтают, будто он — существо из преисподней. Но разносить сплетни о том, как шельма-управляющий заставил лорда Дойла бегать по замку в поисках спальни, он не позволит никому.
В комнате было тепло. В камине бешено ревел огонь, слишком яркий и жаркий. Пахло дичью — на столе стояло блюдо. Дойл положил было ладонь на рукоять меча, но почти сразу опустил — в комнате не было никого постороннего, только мальчишка Джил. Он был чумазым, в той же одежде, что и в походе, весь в земле и саже. Но ему достало сноровки, чтобы развести огонь. И ума, чтобы понять его необходимость.
— Милорд, — прошептал он.
Дойл оглядел еще раз комнату и вместо благодарности приказал: