Дойл поклонился и коротко поблагодарил.
Он терпеть не мог приемы — не важно, как они проходили и как назывались. Утренние собрания на королевском суде были настолько же невыносимы, как и пиры для знати. Но прием этим вечером был исключением — он был необходим не ради фальшивых улыбок королевских лизоблюдов, а для работы, поэтому Дойл собирался с большей охотой, чем обычно. Джил помог ему переодеться в камзол, в этот раз значительно более удобный, подал перстни и пробурчал себе под нос:
— Вы прекрасно выглядите, милорд Дойл, — и тут же шагнул назад.
Дойл бросил на него взгляд, но ничего не сказал — и без слов было понятно, что мальчишка в очередной раз сморозил чушь. Но камзол сидел отлично, словно был скроен по корявой фигуре, и, похоже, Джил приложил к этому руку. Поэтому вместо того, чтобы посоветовать ему заткнуться, Дойл сказал:
— Приготовь плащ и сапоги к моему возвращению. И сам оденься в темное.
Джил мелко закивал, и Дойл оставил его в комнате, а сам неспешно направился в большой приемный зал. Если бы он больше верил в помощь Всевышнего, перед встречей с ведьмой он зашел бы в храм или надел бы на запястье браслет с недремлющим оком. Но он верил слабо: кто бы ни сотворил людей и все на земле, живое и мертвое, он давно забыл о своем творении, занявшись другими, более важными вещами. Поэтому в делах людям оставалось полагаться на собственный ум, в бою — на ловкость, а в интригах — на красноречие. Не на помощь свыше.
Ленивые неспешные мысли мгновенно сбежали прочь в недра сознания — перед Дойлом склонился в учтивом поклоне и попытался пройти дальше человек, которому было совершенно противопоказано попадаться ему на глаза. Дойл остановился и сказал, не поворачивая головы:
— Стойте-ка, господин Оуэн.
Управляющий замка остановился — Дойл не видел, но слышал шорох его одежды и ставшее частым дыхание.
— Рад нашей встрече.
— Милорд Дойл, — раздалось сзади, — рад служить.
— Не сомневаюсь. Подойдите-ка сюда.
Управляющий шаркнул ногами и встал перед Дойлом, поклонился и так и замер, сложившись пополам. Дойл хрустнул пальцами. Вчера он желал засунуть подонка на нижний уровень подземелья, в одну из ледяных камер под озером, и посмотреть, какие боли прохватят его после подобной ночевки. Но сегодня ярость уже прошла, от нее остались только слабые отголоски, и Дойл вполне осознавал, что это — отголоски личной, почти детской обиды. Управляющий попытался насолить ему — мелко и глупо, — но не совершил измены, не подверг безопасность и благополучие короля риску. Он не заслуживал камеры.