Иногда в нем узнавали младшего принца — и тогда кланялись, скаля зубы. Но чаще принимали за нищего калеку — в этом случае ему в спину летели комья земли и камни в сопровождении проклятий.
Именно здесь, на одной из улиц Шеана он впервые своей рукой оборвал человеческую жизнь. Старик разозлил его насмешками и оскорблениями, и он вышел из себя. Меч проткнул мягкую плоть быстрее, чем Дойл сообразил, что делает. Старик умер сразу, и он был вынужден уйти — и побыстрее, чтобы никто не увидел его. Конечно, ему, принцу, смерть старикашки сошла бы с рук. Но за такую выходку родители наверняка отослали бы его дальше, чем обитель темных сил, а тогда Дойл еще очень боялся ссылки, боялся расстаться надолго с Эйрихом, оказаться среди незнакомых, чужих и враждебных людей.
Отойдя на добрых три сотни шагов от трупа, Дойл согнулся пополам, и его начало рвать от страха и отвращения и к себе, и к убитому. И руки у него тряслись, и зубы стучали. Зато спустя два года, оказавшись впервые в бою, он напугал ветеранов своим спокойствием, а двоюродный дядя, покойный брат также покойного лорда Гая, сказал: «Недобрые силы тебя зачали, Торден, не в обиду твоему отцу. И кровь у тебя как у выходцев оттуда — стылая».
Свернув в почти незаметный проулок, Дойл остановился возле непримечательной двери и стукнул условным стуком. Джил сзади затаил дыхание.
Дверь открыли сразу — рослый детина в красных длинных штанах, без рубахи, прищурился, сжимая гигантские кулаки, но Дойл сбросил капюшон, и детина тут же согнулся в поклоне.
— Ваша милость оказываете нам честь визитом.
— Позови хозяйку, — Дойл уронил ему на ладонь мелкую монету и вошел внутрь.
Просторная гостиная с широкими низкими скамьями, освещенная множеством чадящих свечей в простых канделябрах, выглядела, пожалуй, респектабельно — как какой-нибудь гостевой дом. Но, разумеется, все клиенты знали истинное назначение заведения, которым заправляла женщина, чье родовое имя, если оно у нее и было когда-то, давно забылось и сократилось до нейтрального мадам Зи.
— Милорд! — раздалось сзади полузадушенное. — Это же…
Джил не нашел слова, которое подошло бы для этого места, поэтому Дойл подсказал:
— Любовный дом. И неплохой.
Невзрачная девушка в наглухо закрытом платье забрала у него плащ, другая — такая же — поднесла кубок с вином. Дойл принюхался и протянул кубок Джилу. Тот отпил несколько глотков, после чего Дойл осушил его.
Любовный дом стоял в этом проулке столько, сколько Дойл себя помнил. Его нынешняя хозяйка десять лет назад была хорошенькой улыбчивой женщиной, на которую засматривались мужчины. Сейчас она поседела, ее кожа пожелтела и сморщилась, но она по-прежнему улыбалась, разве что старалась поменьше сверкать зубами, чтобы скрыть дырку вместо правого клыка. Зато ее платье было великолепно и, в отличие от платьев тех девушек, которые не были готовы услуживать гостям сверх своих обязанностей, открывало грудь почти до середины. Учитывая возраст, это было не самое привлекательное зрелище. К счастью, Дойл точно знал, что у нее есть, что предложить.