Были украшения. Птичьи перья — леди Харроу показала детские игрушки, которые иногда собирает из них. И больше ничего.
Гостиную тоже обыскали, причем очень тщательно — с простукиванием стен и полов. Наконец, тени объявили, что больше ничего подозрительного в доме нет. Дойл повернулся к леди Харроу и сказал тихо:
— Леди, глава тайной службы короля удаляется.
— А что милорд Дойл?
— Он рад, что подозрения в ваш адрес были напрасными. Теперь позвольте пожелать вам хорошего вечера, — он поклонился настолько, насколько позволяла спина, и последовал за тенями, не дожидаясь ее ответа.
Следующий месяц не прошел — промчался галопом, принеся с собой бесконечные обыски и допросы. Дойл обещал перевернуть город вверх дном — и он это сделал. Комната, куда он складывал изъятые запрещенные предметы, была заполнена почти до потолка, подземелье наполнилось бедняками и лордами, одинаково лепечущими оправдания, но настоящая ведьма ускользала.
Дойл был в ярости. И не только потому, что ничего и никого не нашел, но и потому, что не уложился в отведенным самому себе срок, — наступала Большая охота, и отговорить от нее Эйриха было невозможно.
— Брось, брат, ты становишься похож на сумасшедшего охотника на ведьм, — сказал ему Эйрих за неделю до выезда. — Возможно, твоя ведьма уже убралась из столицы. Или влюбилась здесь в какого-нибудь лорда и сейчас занята не кознями, а…
Король не договорил, только подмигнул. Дойл махнул рукой:
— Хорошо, что ты все еще шутишь.
Чем ближе была охота, тем больше он укреплялся в мысли, что она не пройдет гладко. Действительно, в замке, в столице король под надежной охраной, тогда как в лесу он станет значительно более уязвим. Поэтому, когда Эйрих спросил, едет ли он, Дойл однозначно ответил:
— Разумеется.
Эйрих кивнул и уточнил:
— А королева?
Он был готов рисковать своей жизнью, но вряд ли поставил бы под удар жизнь своего еще не рожденного ребенка.
Вопрос с королевой волновал и Дойла — он понятия не имел, что будет правильнее: взять ее с собой и не спускать с нее и с Эйриха глаз или оставить в замке, под охраной Рикона. Наконец, он сказал:
— Полагаю, королеве в ее положении не пойдет на пользу долгая дорога и тяготы походной жизни.
Королеву было решено оставить. Узнав об этом, она кусалась и плевалась ядом, билась в истерике и даже пыталась (по словам теней) поколотить Эйриха маленькими, но жесткими кулачками, но, кажется, этим еще больше убедила его в верности принятого решения.
Отец Рикон тоже остался — охранять королеву и, главное, ее утробу от врагов, ведьм и собственной королевской глупости.