— Что мешает тебе сейчас? — Спросил я у неё совершенно не то, что следовало бы.
И напрягся, даже дыхание машинально задержал, напрягая слух в ожидании её ответа, с которым она по непонятным мне причинам медлила.
У меня появилось такое ощущение, что сейчас она скажет что- то очень важное. Она и сказала. Шумно выдохнула и сказала:
— Данное самой себе обещание выкинуть тебя из головы.
Ещё мгновение я продолжал не дышать, обдумывая услышанное, а выдохнул в итоге короткий, совершенно безрадостный смешок.
Забавно, не правда ли? Я пытаюсь выкинуть из жизни её, а она — меня. Наверно, у нас всё же больше общего, чем мне казалось.
— Ты решил свою проблему? — Никак не высказавшись на мою реакцию на её слова, которую она, без сомнений, слышала, безразлично поинтересовалась Давина.
Это «свою» яркой вспышкой пронеслось в голове. Она уже сложила руки и перестала принимать участие в творящимся безобразии.
И нужно отдать ей должное: она умные вопросы задавать начала раньше меня.
А вот себя мне захотелось задушить, потому что в голове за какие-то мгновения выстроился целый план того, как вернуть ведьму обратно. И главной его составляющей был мой ответ «нет». Я даже успел придумать какого-то бреда о том, что мы с его отцом перезаключили помолвку и теперь именно она, Давина, была моей невестой…
И хорошо, что я вовремя опомнился. Дёрнул головой, отгоняя это наваждение, и сжал свободную руку в кулак. Проследил за тем, как натягивается тёмная кожа, надуваются вены, очерчиваются контуры костяшек и проявляются сухожилия, и только после этого спокойно ответил:
— Да.
— Поздравляю. — Тут же произнесла она где-то там, далеко отсюда.
Вот только радости в её голосе не было. И ответила она слишком уж поспешно. Или же мне просто показалось?
— Скажешь Мире. — Попросил я непонятно зачем. И добавил: — И не говори ей, с кем именно хотел поженить её отец.
Глупая айрина от меня в коридорах шарахаться будет. А то и академию бросит, чего доброго.
— Не скажу, — глухо отозвалась Давина, — это разумная просьба.
И она замолчала. Может быть, отпустила артефакт и ушла, но я был практически уверен, что это не так. И все те долго тянущиеся маэ, пока висела напряжённая тишина, я был уверен в том, что она, как и я, прислушивается в ожидании каких-либо слов.
Чуть поведя затёкшим от напряженного оцепенения плечом, я рискнул нарушить молчание первым:
— Тогда пока, Давина.
И вновь замер, чувствуя себя круглым дураком. А затем с трудом сдержал облегченный выдох, когда услышал в ответ её тихое:
— Пока, Акар. Береги себя.
— И ты себя. — Отозвался тихо.