- А больные? Как Василек? Как этот вновь поступивший? - Я соскочила с кровати и быстро оделась.
- Без вас обход сделали - все в порядке...
- Как? Кто обошел?
Бледное лицо Марии Григорьевны не умеет улыбаться, но усмешка, даже лукавая усмешка звучит в голосе:
- Новость, Вера Николаевна, нашему полку прибыло. Лекарь объявился.
- Какой лекарь? Откуда?
- Сейчас увидите. - И она кричит куда-то за шкафы: - Иван Аристархович, начальник госпиталя кличет!
Эта Мария Григорьевна, кажется, может заменить всю громоздкую медицинскую иерархию - от сестры-хозяйки до заведующего горздравом. Даже вон должности раздает - начальник госпиталя... Но прежде, чем я успеваю улыбнуться этой мысли, простыня, исполняющая у нас обязанности двери, зашевелилась, откинулась, и передо мной возник пожилой человек с лицом моржа из школьного учебника: морщины вокруг тупого, толстого носа, седые, жесткие, свисающие вниз усы. большие круглые глаза. Он в халате, из бокового кармана торчит старозаветный стетоскоп. Такими у нас давно уже не пользуются.
- Честь имею. К-хе, к-хе... Лекарь Наседкин, к-хе... - бормочет он.
Странное чувство переживаю я: удивление, радость, настороженность, благодарность и испуг - все сразу. Да, и испуг... Ты коренной верхневолжец и помнишь, конечно, эту купеческую фамилию - Наседкины. И его самого, этого дядьку, конечно, помнишь. Ну, знакомый твоего отца, старый брюзга, никогда ни с чем не согласный. Осенью они с Петром Павловичем в ночь под выходные дни ездили по грибы и всегда меж собою спорили и бранились... И отец твой ему в сердцах выпаливал: «Ох, Иван Аристархович, недалеко яблочко от яблони укатилось, папашины дрожжи в тебе бродят. Сомнительный ты человек». А тот, бывало, только кхекает в усы... Помнишь?
И вот этот «сомнительный человек» передо мной.
- Пришел предложить услуги. Работа, надеюсь... к-хе к-хе... найдется?
Старик Стоял, держа в руках акушерский чемоданчик, и как-то странно посматривал на меня.
- О чем говорить, Иван Аристархович! Вы уж утренний обход сделали.
Это я выпалила разом, торопясь победить в себе какую-то подлую настороженность.
- Без анкетки, значит, принимаете? Непривычно. - Под тяжелыми его усами мне почудилась насмешливая, даже недобрая улыбка. - А вы обо мне все знаете?
- Ну, кто же вас не знает, Иван Аристархович! Скольких вы людей от смерти спасли. - Это опять выручает Мария Григорьевна.
- И меня в том числе. От кори. В двадцать седьмом году, - подтверждаю я, хватаясь за это давнее воспоминание. Действительно, когда-то болела я тяжелой формой поздней кори, и мама не раз говорила, что спас меня этот человек.