На часах Таниэля время приближалось к четверти одиннадцатого, искривленная минутная стрелка всегда слегка зависала над двенадцатью. Время для чашки чая. Он всегда откладывал чаепитие на ночь. Стемнело уже во второй половине дня, и сейчас в помещении было так холодно, что от дыхания поднимался пар, а бронзовые телеграфные ключи покрылись влажным налетом. Тем приятнее было думать об ожидающей его чашке горячего напитка. Он извлек на свет коробку «Липтона» и, положив ее поверх чашки и зажав под мышкой номер «Иллюстрированных лондонских новостей», направился в сторону кованой лестницы.
На пути вниз клацанье лестницы под ногами окрасилось в ярко-желтый ре-диез. Он не смог бы объяснить, почему ре-диез казался ему желтым. У нот были собственные цвета. Это имело смысл в те времена, когда он еще играл на фортепьяно: стоило ему взять неверную ноту, как звук окрашивался в коричневый цвет. Он никому не рассказывал об этой своей способности видеть цветные звуки. Разговоры о желтых ступенях и впрямь выставили бы его сумасшедшим, а правительство Ее Величества, вопреки мнению «Иллюстрированных новостей», не держало на службе откровенно ненормальных индивидуумов.
Большая печь в буфетной никогда до конца не остывала, тлеющие угольки от прошлой топки не успевали окончательно погаснуть за короткий перерыв в работе государственной службы между поздними вечерними сменами и ранними утренними часами. Он помешал угли, и они ожили и заискрились. Он стоял, прислонившись поясницей к столу и ожидая, пока закипит вода, и глядел на свое искаженное отражение в стенках медного чайника. Отражение окрасило его в гораздо более теплые тона, чем он был на самом деле: в его облике преобладали серые оттенки.
Он развернул захрустевшую в абсолютной тишине газету. Таниэль рассчитывал найти какой-нибудь любопытный материал на военную тему, но обнаружил лишь статью, посвященную последней речи мистера Парнелла в парламенте. Он зарылся носом в шарф. Если очень постараться, можно растянуть приготовление чая минут на пятнадцать, с удовольствием сократив на это время один из восьми присутственных часов, но в остальные семь ему было нечем заняться. Конечно, время текло быстрее, когда попадалась нескучная книга или газеты писали о чем-то более интересном, чем тревожные новости о требованиях независимости для Ирландии, как будто Клан-на-Гэль не занимался все последние годы забрасыванием бомб в окна правительственных зданий.
Он проглядел оставшиеся страницы газеты. Ему попалась реклама идущего в Савое «Чародея». Он уже видел спектакль, но мысль о возможности сходить на него еще раз немного подняла настроение.