– Будьте осторожны, – не вполне успокоенный, отбил Таниэль.
– Спасибо.
Аппарат еще отщелкивал последнее слово суперинтенданта, когда Таниэль, оторвав ленту, ринулся в дальний конец темного коридора, к двери, из-под которой пробивался отсвет от зажженного камина. Он постучал, потом распахнул дверь. Сидевший в комнате старший клерк взглянул на него и сердито нахмурился.
– Меня тут нет. Надеюсь, у вас что-то действительно важное.
– Это телеграмма из Скотланд-Ярда.
Старший клерк выхватил у него листок. Здесь был его кабинет; он читал, сидя в глубоком кресле у камина, галстук и воротничок валялись рядом на полу. Каждую ночь повторялась одна и та же сцена. Старший клерк уверял, что остается в кабинете на ночь, поскольку храп жены мешает ему спать, однако Таниэль начинал подозревать, что жена попросту уже забыла о его существовании и поменяла в дверях замок. Старший клерк прочитал телеграмму и кивнул.
– Хорошо. Вы можете идти домой. Лучше я сам сообщу министру.
Таниэль ответил ему кивком и торопливо вышел. Никогда прежде ему не предлагали раньше уйти со службы, даже если он бывал нездоров. Зайдя к себе, чтобы взять пальто и шляпу, он услышал на другом конце коридора возбужденные голоса.
Он жил в пансионе; дом находился неподалеку от тюрьмы Миллбанк, к северу от нее, и так близко к Темзе, что каждую осень подвал подтапливало. Возвращаться сюда по ночам пешком из Уайтхолла было жутковато. В свете газовых фонарей туман застилал окна запертых лавок, приобретавших по мере приближения к его дому все более обшарпанный вид. Разруха нарастала постепенно, он как будто путешествовал назад во времени: с каждым шагом следующее здание казалось пятью годами старше предыдущего, а все вместе они застыли, как экспонаты в музее. И все же он был рад раньше уйти со службы. Хоум-офис был самым большим общественным зданием в Лондоне. В мае он станет одной из мишеней. Он повернул голову в сторону, как будто стараясь отвязаться от неприятных мыслей, и засунул руки поглубже в карманы. В прошлом марте ирландцы уже пытались забросить в помещение бомбу через окно первого этажа. Они промазали, взлетели на воздух только несколько велосипедов на улице снаружи; тем не менее в телеграфном отделе от взрыва пол заходил ходуном. Но эти люди не были членами Клан-на-Гэль, просто рассерженные парни, которым удалось стащить где-то немного динамита.
Под широким крыльцом его дома спал местный нищий.
– Здорово, Джордж.
Джордж в ответ промычал нечто невразумительное.
Войдя в подъезд, Таниэль, стараясь не шуметь, поднялся по скрипучей деревянной лестнице: стены в доме были очень тонкие. Его комната, с видом на реку, находилась на четвертом этаже. Несмотря на свой безрадостный вид снаружи – из-за сырости и туманов стены были покрыты плесенью, – внутри пансион выглядел гораздо симпатичней. В каждой из простых опрятных комнат имелись кровать, плита и раковина. Хозяйка предоставляла пансион только одиноким мужчинам; годовая плата в пятьдесят фунтов включала в себя комнату и одноразовое питание. По сути, примерно то же самое, только бесплатно, получали заключенные в тюрьме по соседству. Порою это обстоятельство наводило его на горькие размышления. Он прежде мечтал о доле лучшей, чем арестантская. Поднявшись на свой этаж, Таниэль обнаружил, что дверь в его комнату приоткрыта.