. Стал тянуть гвоздь, идет плохо из рук вон, поля темнеют, камера ревет, отсосы, пульс. Еле-еле вытягиваю, и вдруг — агония, ноги затряслись. Журектын токтауы
[49]. Ну, тебене
[50], топ-адр в сердце, естественно. Давление сбросил, взял в
argada[51], включил индуктор. В общем и целом, господа, запустил ему сердце в тот самый момент, когда гвоздь вытащил. Вынули Аполлона из гвоздодера, прижгли, шокнули. Очнулся. А отец полежал, встал, радостный, и говорит: «I’m waiting for you in the photon stream, my son»
[52]. И пошел вон из плотницкой. Вот такая, дорогие мои, гвоздодерная история.
— Так быстро журектын токтауы? — спросил Лаэрт. — Вот уж повезло.
— У меня такое было дважды, — потянулся и встал Арнольд Константинович. — Поля темнеют и сразу — журектын… Катастрофа.
— Естен тану вовсе не подразумевает журектын токтауы, — возразил Витте. — Если поля сразу потемнели, это еще не чирик жалан[53].
— Согласен, бригадир, полностью согласен, но есть природные алсыз[54], — развел руками Арнольд Константинович, направляясь к лесу. — Токтауы не токтауы, а потеря речи — легко. Легко! Врожденная слабость, что поделать, хоть и сам, как вы сказали, Аполлон.
— Аполлон, красавец, нибелунг! — Микиток тоже встал, прижимая руки к груди. — Арнольд Константиныч, дорогой, вы, никак, пописать?
— Не пописать, а отлить лишнего… — пробормотал тот на ходу, не оборачиваясь.
— Я с вами, я с вами! — заспешил Микиток.
— М-да, гвоздодер у вас теперь новый, датский, — закивал вслед Латиф.
— Из этого бы ноги не торчали, — усмехнулся, треснув бровью, Лаэрт.
— Хороший, большой, но много места занимает в багаже! — Микиток махнул рукой на жующего Дуная.
Битюг поднял уши, не переставая жевать. Громадный, лоснящийся черной складчатой кожей член его дрогнул, и из него с шумом ударила в землю толстая, мощная, с доброе бревно толщиной струя мочи.
— Чужой пример заразителен! — выкрикнул Арнольд Константинович, входя в лес.
Бригада услышала лесное эхо.
— А мой индуктор давно уже каши просит, — вспомнил Иван Ильич. — Если вкривь пойдет, надо что-то придумывать…
— Можно и без индуктора, — заговорил Серж. — Давление плюс поля.
— Вот-вот… — потянулся и запел, зевая, Иван Ильич. — Вся надежда на поля, на поля, на поля-я-я!
— Одними полями тартык каду[55] не выпрямишь. — Лаэрт встал, с треском потянулся.
— Ак соргы[56] помогает всегда, — возразил Серж.
— Да, помогает! — скорбно-иронично закивал Лаэрт. — А качать перестал — и чаклы[57]! И уже не гвоздодер нужен, а гроб.
— Ак соргы зависит от силы поля плотника, — бригадир потягивал чаек, посасывая лакричный леденец.