— Завалила немчура, жиды-подпольщики и англичане. — Не слушая графа, князь стал оглядываться по сторонам. — Тришка! Ты где?
— Здесь мы, ваше сиятельство! — подбежал седой Трифон в своей смешной венгерке.
— Сооруди бивуак во-о-он там. — Князь указал бородкой на одинокий дуб.
— Слушаюсь!
Граф вытащил из кармана куртки небольшую плоскую фляжку с коньяком, отвинтил, протянул князю:
— В четырнадцатом году Россия не выдержала удара немецкой военной машины. Ну при чем здесь ваши жиды?
Князь отхлебнул из фляжки:
— С полем… А при том, что вот вам, батенька, народная загадка из совдеповской эры: за столом сидят шесть комиссаров. Спрашивается: кто под столом? Ответ: двенадцать колен Израилевых. Видали списки комиссаров? Девяносто процентов — жиды. Руководители ЧК, ОГПУ, НКВД — кто?
— Жиды, — кивнул граф, отхлебывая из фляжки. — Ну и что? Да, взялись за грязную работу. Нервы были, стало быть, покрепче, чем у русских. И предрассудков поменьше.
— Грязна работа, сиречь душегубство!
— Да, душегубство… — граф задумчиво глянул в высокое осеннее небо. — А как без него? Гекатомбы необходимы. Перенаселение. Всем хорошей жизни хочется.
— Большевики изнасиловали упавшую навзничь Россию индустриализацией. — Князь потянулся за фляжкой. — И она умерла. Сталинские троглодиты семьдесят лет плясали свои буги-вуги на ее прекрасном трупе.
— Они хотя бы нищих накормили. Сколько их при царях побиралось по России-матушке? — усмехнулся граф.
— Вы все ерничаете… — махнул князь рукой. — Накормили! А сперва расстреляли.
— Нет, князь, сперва все-таки накормили.
Они вдруг замолчали, глядя, как два егеря принялись проворно свежевать лося. Запахло потрохом. Подбежал Тришка с шампурами.
— Только не печень! — распоряжался князь.
— Сердечко, ваше сиятельство?
— И филейчика.
— Слушаюсь.
Над поляной пролетели утка и селезень.
Граф отхлебнул из фляжки, посмотрел на полуприкрывшийся глаз лося, задумчиво произнес:
— В каждом глазе — бег оленя, в каждом взоре — лет копья…
— Что? — переспросил князь.
— Так, вспомнилось… Ежели говорить серьезно, у меня претензий больше не к немцам и жидам, а к русским. Нет на свете народа, более равнодушного к своей жизни. Ежели это национальная черта — такой народ сочувствия не заслуживает.
— Как говорил Сталин: другого народа у меня нет.
— Надо, надо было вовремя подзаселить Россию немчурой. Большевики не догадались. Екатерина начала это, да некому закончить было…
— Россия существовала для того…
— …чтобы преподать миру великий урок. Читали. Преподала. Такой, что волосы встанут дыбом.
— Вечная ей память, — отхлебнул коньяку князь. — Зато сейчас все хорошо.