— Ба-а! Кого я вижу! Магнус Поспешный! — воскликнул толстый золотобородый Хуго, тряхнув длинными дредами с вплетенными в них мормолоновыми змейками. — Долго же ты, однако, поспешал!
— Магнус! — стукнул его кулаком в грудь суровый Николя, до самых глаз заросший черно-седыми волосами.
— Ходили слухи, что ты опоздаешь, — качнул головой худощавый, умнолицый Сильвестр.
— Но мы их подавили! — захохотал Хуго, обнимая Магнуса своими унизанными кольцами и браслетами ручищами.
— Самым беспощадным образом! — Николя показал Сильвестру татуированный кулак.
— Я не мог подвести магистра, — произнес Магнус, высвобождаясь из объятий Хуго и снимая со своих плеч походный рюкзак.
Крепкие плотницкие руки потянулись к прибывшему.
— Приветствую тебя, Магнус Поспешный, — с силой сдавил ладонь Магнуса светловолосый и светлобородый Арис. — Рим помнит звон твоего титанового молотка.
— Здравствуй и радуйся, Арис Проломный, — ответно сжал руку плотника Магнус. — Твоя слава идет впереди тебя. От Праги до Вены проложил ты широкий теллуровый путь.
— Магнусу Поспешному мой сердечный привет и высокое уважение, — подошел, протягивая жилистую руку, невысокий коренастый бритоголовый Теодор. — Твое мастерство совершенствуется год от года.
— Чтобы достичь твоего, Теодор Констанский. Шляпки от забитых тобою гвоздей слепят мне глаза.
— Ох, недаром тебя еще величают Магнусом Красноречивым! — хохотнул Хуго.
Плотники европейского юга говорили на евро — смеси французского, испанского и баварского. После своих швейцарских гастролей Магнус соскучился по этому языку, с которым в его жизни было столь много связано.
— Господа, дайте же гостю разуться с дороги! — гремел Хуго.
Плотники поставили перед Магнусом стул. Он сел, отстегнул сапоги-скороходы и с наслаждением вынул из них уставшие ноги. Сапоги тут же убрали, перед Магнусом поставили таз с водой. Арис и Теодор опустились на колени, расшнуровали мягкие высокие ботинки Магнуса, сняли их, стянули мокрые от пота носки, опустили ноги Магнуса в воду и стали неспешно мыть их с душистым лавандовым мылом.
— Вижу по ногам, что ты прискакал прямиком из Швейцарии, — подмигнул ему Хуго, держа наготове полотенце.
— Да. Пришлось прервать гастроль, — ответил Магнус тихо, словно боясь нарушить ритуал омовения ног, столь приятный, особенно сейчас, в конце этого долгого дня и всего его путешествия.
— Что там новенького? Люцернская артель не загибала тебе гвозди?
— Нет. Но и не точила их. За гастроль меня обложили по-белому, а потом сняли след.
Плотники понимающе переглянулись.
— Швейцарские гастролеров никогда не жаловали, — зло произнес Николя Волосатый. — Ни до войны, ни во время ее, ни теперь. Жлобы!