— Что-то он все сеном да сеном кормит. — Латиф щурился на громко жующего коня.
— Овес дорог, — пояснил Арнольд Константинович. — В Белой Руси особенно. Неурожай второй год.
— У них все дорого. Европейцы, бля. — Лаэрт протянул ладонь, и Ду Чжуань поставил на нее чашечку с чаем.
— Merci bien, — буркнул Лаэрт.
Иван Ильич, лежа, протянул руку. Повар поставил на ладонь чашечку.
— Сесе ни, — поблагодарил его Иван Ильич и заговорил по-китайски: — Ду Чжуань, ты знаешь, что твое имя заставляет вспомнить известного ловеласа Дон Жуана?
— Знаю, господин, — невозмутимо ответил Ду Чжуань, наполняя и подавая чашечки с чаем. — Мне не раз говорили об этом.
— Как же ты относишься к женщинам?
— В молодости я предпочитал мужчин.
— У тебя есть друг?
— Нет, господин.
— Почему?
— Есть китайская поговорка: если хочешь хлопот на один день — позови гостей, если хочешь хлопот на всю жизнь — заведи любовника.
— Она не токмо китайская! — рассмеялся Лаэрт.
— Значит, мужчины тебя больше не интересуют?
— Только как едоки приготовленной мною пищи.
— Ты волевой человек, Ду Чжуань. — Иван Ильич громко отхлебнул чаю.
— Это не воля, а чистый расчет, — заговорил Арнольд Константинович на своем плохом китайском. — Деньги важнее удовольствия?
Ду Чжуань промолчал.
— Деньги и удовольствие — синонимы, — ответил за него бригадир на своем блестящем южном китайском. — Профессия и удовольствие — тоже.
— Не согласен, — качнул головой Арнольд Константинович.
— Наша профессия — это и деньги и удовольствие, — произнес Латиф на старомодном мандаринском.
— И крутая ответственность, — добавил Серж на молодежном пекинском.
— А уж ответственность — это высшее из удовольствий. — Иван Ильич протянул опустошенную чашечку повару. — Хорош чаек.
— Прекрасно, прекрасно! — стонал Микиток, смакуя напиток. — Чай на природе, боже мой, как это чудесно, как хорошо для желудка, для души…
— Кстати, о душе, — глянул на часы бригадир. — Нам нужно убить час, пока Дунай насытится.
— Прогулка отменяется. — Лаэрт угрюмо проводил взглядом Дубца, с хрустом возвращающегося из леса. — Тут все позаросло, не продерешься.
— Можно просто поспать на воздухе, отдаться зефиру, увидеть прекрасные сны, — томно полуприкрыл глаза Микиток.
— После Железной Богини сон проблематичен, — отозвался Арнольд Константинович.
— Можно сыграть в торку, — предложил Серж.
— Времени не хватит, — возразил Витте.
— Тогда — в слепого дурака?
— Скучно.
— Господа, а может — гвоздодер? — вспомнил Арнольд Константинович. — В прошлый раз мы кого-то недослушали.
— Да, гвоздодер, — вспомнил Иван Ильич и рассмеялся. — Лаэрт, вы нас прошлый раз позабавили… ха-ха-ха… как там: вынь из меня маму?