Папа бросился наверх по лестнице. И в этот момент мать наконец ее заметила. Поначалу она застыла как вкопанная и широко открыла глаза, готовая бежать. Ханна приблизилась еще немного, время от времени похныкивая и держа распухшую руку.
– Ханна! Ты поранилась?
Мама покрутила головой, не зная, что делать, посмотрела на лестницу, затем на входную дверь и опять на Ханну. Испуг на ее лице сменился тревогой.
– Что с тобой? Ты что-нибудь себе сломала?
Ханна стояла у стола, вытянув вперед руку. Кисть раздулась и превратилась в огромную луковицу синюшного цвета.
С лица родительницы слетела маска, взгляд стал жестким и злым, будто она больше не могла прикидываться хорошей мамой.
– Ну что, получила… Болит, да?
Когда папа ринулся вниз, под его ногами загрохотали ступеньки.
– Ханна ушиблась, – сказала мама.
И ее лицо вновь приобрело нормальный вид – точно такой же, как и каждый раз, когда у дочери болел животик или поднималась температура.
– Что такое?
– Думаю, она сломала кисть.
Папа выпучил глаза и широко открыл рот, будто услышав сигнал тревоги.
– Принеси ей пакет со льдом…
Когда он протянул маме шорты, Сюзетте пришлось отнять от лица ткань, зажимавшую рану. Пока она натягивала их на себя, Ханна не сводила глаз с ее ожога – большого черно-красного кружка, напомнившего девочке жерло вулкана. Бедный папа никак не мог справиться с паникой. Он подскочил к морозильнику и поднял сухое полотенце, которое незадолго до этого уронил на пол.
– Прости…
– Что случилось? – спросила мама.
– Я не думал… просто… мне нужно было на несколько минут отойти… – Он повернулся к Ханне. – Прости меня, девочка моя.
Папа осторожно приложил к ее запястью пакет со льдом и примотал его полотенцем.
– Черт возьми, не могу поверить, что…
– Ничего, дорогой, все хорошо, мы в порядке… Но нельзя уезжать, не потушив костер.
Папа в отчаянии помчался на задний двор, залил из шланга их маленький костер, вернулся обратно, неся в руках несколько тарелок с едой, и с грохотом поставил их на кухонную стойку. Ханне и сейчас не нравилось, что он был похож на законченного наркомана и с трудом соображал, что делает.
– Ну что, все готовы? Ханна, lilla gumman, прости меня…
Девочке хотелось, чтобы он взял ее на руки и отнес в машину. Но вместо этого он понес маму. Ханна хныкала. От пакета со льдом стало только хуже; кисть теперь не просто болела, а пульсировала, словно в нее вонзились сотни острых осколков.
– Идем, Ханна, – бросила через плечо мама. – Я знаю, тебе больно, но уже совсем скоро мы будем в больнице.
* * *
Чтобы доехать туда, понадобилось всего несколько минут, и родительница все это время изображала из себя хорошую мамочку. Она снова и снова повторяла, что все обойдется, велела глубоко дышать и совсем не напоминала сумасшедшую. Более того, со стороны могло даже показаться, что у нее ничего не болит. Время от времени папе, который без конца нажимал на газ, приходилось резко тормозить.