Бошу неодобрительно смотрел на него:
— Напрасно ты так. Надо знать, с кем имеем дело.
Спайк пропустил его слова мимо ушей:
— Значит, я был прав: готовится масштабная акция. Две пары мы уже обезвредили, а сколько их ещё?
— Вот у них и спросим. Если ты мешать не будешь.
— После, — Спайк направился к выходу, — пусть отдохнут.
— Ага, сил наберутся, — не скрывая своего недовольства, подхватил Бошу, — додумают чего нам врать.
Спайк остановился и повернулся к нему:
— Додумают? Точно! Додумать, значит и подумать, тоже. Вот пускай и подумают. А мы пока с остальными разберёмся.
— Разбирайся, — Бошу сел на лавку, — пока ты будешь разбираться, у тебя дом взорвут. Кто будет виноват? Зато мы гуманные! Пленных жалеем и трогать их не позволяем!
В словах Бошу звучала истина. Пусть жестокая и неприятная, но истина. И Бошу заметил, что зацепил Спайка за больное место. Спайк постоял на месте, задумчиво, склонив голову на бок и пошёл в камеру, в которую поместили пленного диверсанта.
Копы только что захлопнули дверь и задвинули засов, когда Спайк подошёл к ним.
— Откройте.
Спайк вошёл в камеру и остановился возле двери. Диверсант сидел на нарах. Он поднял голову и взглядом обречённого на смерть, посмотрел на Спайка. Но в этом взгляде была и решимость терпеть всё до конца. Видимо, у человека имелись основания молчать и не выдавать своих хозяев. Но не за идею же он сражается! Наёмник. Наверняка, самый обыкновенный наёмник. Человек, который ничего не умеет делать, кроме как стрелять, взрывать и убивать. Для него это тоже работа. Это как для крестьянина землю пахать и зерно сеять. А может быть, молчать и не признаваться — тоже работа. Ведь есть же у людей свои принципы.
— Сидишь? — Спросил Спайк, — геройствуешь? Молодец. Может, так оно и надо. Мы все уважаем бойцов, которые не сдаются и не продают тех, кто их послал. Но несколько дней назад, у нас в городе кто-то взорвал жилой дом. Со всеми его обитателями. Там было тридцать два человека. Из них девять детей. Мы потом их из-под обломков вытаскивали. Ручки — отдельно, ножки отдельно. Вместо туловища — кровавая каша. А ведь тоже, какой-то «герой» пришёл и заложил фугас. А поймали бы, сидел бы вот так же и молчал бы. Небось, где-то семья есть, дети. Боишься, что если рот раскроешь, твои хозяева их достанут? Или думаешь, мы мстить станем? За твоих хозяев не скажу, а мы не станем. Не такие мы суки, как некоторые. Встать!
От его резкого окрика диверсант не вздрогнул и не испугался. Но приказу подчинился. Встал и молча уставился на Спайка.
— Пошли, — сказал ему Спайк, — покажу кое-что.