День опричника (Сорокин) - страница 8

Мрачнеет челядь. Перемигиваются наши. Шатается скотник, хлюпает носом разбитым, плюется зубным крошевом. Еще удар, еще. Пятится детина назад, отмахивается, как мишка от пчел. А Погода не отстает: еще! еще! Точно и крепко бьет опричник. Свистят наши, улюлюкают. Удар последний, зубодробительный. Падает скотник навзничь. Встает ему Погода сапожком фасонистым на грудь, нож из ножен вытягивает, да и по морде с размаху — чирк! Вот так. Для науки. По-другому теперь нельзя.

На крови — все как по маслу пройдет.

Стухла челядь. Сиволапый за морду резаную схватился, сквозь пальцы — кровушка пробрызгивает.

Убирает нож Погода, сплевывает на поверженного, подмигивает челяди:

— Ют! А морда-то в крови!

Это — слова известные. Их завсегда наши говорят. Сложилось так.

Теперь пора точку ставить. Поднимаю дубину:

— На колени, сиволапые!

В такие мгновенья все сразу видно. Ой, как видно хорошо человека русского! Лица, лица оторопевшей челяди. Простые русские лица. Люблю я смотреть на них в такие мгновенья, в момент истины. Сейчас они — зеркало. В котором отражаемся мы. И солнышко зимнее.

Слава Богу, не замутнилось зеркало сие, не потемнело от времени.

Падает челядь на колени.

Наши расслабились, зашевелились. И сразу — звонок Бати: следит из своего терема в Москве:

— Молодцом!

— Служим России, Батя! Что с домом?

— На слом.

На слом? Вот это внове… Обычно усадьбу давленую берегли для своих. И прежняя челядь оставалась под новым хозяином. Как у меня. Переглядываемся. Батя белозубо усмехается:

— Чего задумались? Приказ: чистое место.

— Сделаем, Батя!

Ага. Чистое место. Это значит — красный петух. Давненько такого не было. Но — приказ есть приказ. Его не обсуждают. Командую челяди:

— Каждый по мешку барахла может взять! Две минуты даем!

Те уже поняли, что дом пропал. Подхватились, побежали, рассыпались по своим закутам, хватать нажитое да заодно — что под руку подвернется. А наши на дом поглядывают: решетки, двери кованые, стены красного кирпича. Основательность во всем. Хорошая кладка, ровная. Шторы на окнах задернуты, да не плотно: поглядывают в щели быстрые глаза. Тепло домашнее там, за решетками, прощальное тепло, затаившееся, трепещущее смертельным трепетом. Ох, и сладко проникать в сей уют, сладко выковыривать оттудова тот трепет прощальный!

Челядь набрала по мешку барахла. Бредут покорно, как калики перехожие. Пропускаем их к воротам. А там, у пролома, стрельцы с лучестрелами дежурят. Покидает челядь усадьбу, оглядывается. Оглянитесь, сиволапые, нам не жалко. Теперь — наш час. Обступаем дом, стучим дубинами но решеткам, по стенам: