Дальше день тянулся, как резина. Выйти бы в сад, посмотреть дом, но не хотелось сверкать синяками. Завтра они должны уже сойти с лица, придет черед сводить с груди и остального. Вот тогда и выползу. После обеда меня переодели в другой наряд, не менее летящий и легкомысленный. Это было интересно — видеть себя в роли барышни из прошлого. И вот же странная женская природа — после всего случившегося я получаю удовольствие, меряя платья. Все эти примерки, женская суета незаметно отвлекают и я погружаюсь в какую-то спокойную, обыденную атмосферу. Будто и не было трагедий, страстей, драмм.
Тем временем подоспели и туфельки на невысоком и широком каблучке, перенастроенные «не естественным» образом. А вечером сам граф попросил о встрече. Прислушалась к себе и поняла, что не имею ничего против. Нужно узнать подробности сегодняшнего демарша чадушки. Скорее всего, именно об этом будет разговор. Так и случилось. Граф вошел, как и прошлый раз — прекрасно одетый, но выражение лица и то, как он держался… Да что ж такое? Мне снова становилось жаль его. Пригласила присаживаться в кресло. Мы посидели, помолчали, опять рассматривая друг друга. Сейчас я дала бы ему больше шестидесяти. Довел сынок. Он опустил взгляд и устало заговорил:
— Виктория, я не сомневался, что вы не захотите видеть Ромэра. Хотел остановить его, но он в ярости. Извините. Очевидно, Алиссия распространила подробности происшествия. Она не смогла отговорить его от дуэли, сейчас брат в тяжелом состоянии и она решила отомстить — брату хуже уже не будет, а для Ромэра это удар по репутации. Поступок бесчестный, его и игнорируют, как человека, запятнанного недостойным поступком. Так уж все получилось — если бы вас просто отправили домой, как он и хотел, то это было бы нормально. Но его недосмотр привел к ужасным последствиям — покушению на честь и здоровье женщины. Этого не искупает даже дуэль. Только ваше прощение, даже просто озвученное им для общества, избавит его от остракизма. Вам решать. Я не буду давить на вас. Он виноват и слишком легко простить его и я бы вам не советовал. Но как же мне тяжело! — вырвалось у мужчины. Он смотрел на меня глазами побитой, загнанной собаки. — Зачем я все это затеял? Чего добился?
Он задышал через зубы и я испугалась, что увижу его слезы. Однако он, отвернувшись, справился со своими чувствами. Я встала и подошла к нему. Погладила по голове, как маленького. Он поймал мою руку и поцеловал. Обернулся, уже слабо улыбаясь, и спросил: — А не хотите ли вы, милая Виктория, прогуляться по парку? Вечер, мы там никого не встретим. Вы столько дней в заточении, мне хотелось бы хоть немного развлечь вас.