Эту ночь я проплакала почти всю. Меня ничего не сдерживало, а вся моя горечь и отчаяние требовали выхода. Следующие дни, кроме печали, принесли чувство наполненности в душе. Я чувствовала щемящую нежность по отношению к Ромэру, вспоминая его стоящим на колене передо мной, его звенящий отчаянной решимостью голос. Вспоминала, как он смотрелся на коне, как вызывающе и отчаянно прижимал к губам мой локон, целуя его, да много чего… Все было, как предсказал брат, даже еще хуже. Чувство потери, утраты, безнадежность, страх за него, досада на себя, постоянное, сводящее с ума беспокойство… Ночи были пыткой, потому что ничто не отвлекало меня от воспоминаний и перед глазами проносились мотыльки и стрекозы над василиском, плыл аромат утреннего чая над террасой. Запах лошадиного пота смешивался с ароматом мужского парфюма, оставшегося на моей руке, обласканной его пальцами. Я искала свою обрезанную прядь и прижимала ее к щеке, почти умирая от горя.
Мама, вероятно, информированная братом, звонила каждый день. Мы говорили по часу и больше об их выступлениях и покупках. О том, что меня заявили в следующую поездку, с кем они там виделись… Это немного возвращало меня к жизни.
Брат теперь ужинал дома каждый день, заставляя меня съесть хоть что-нибудь, наливая обязательно бокал вина «для аппетита». Его естественным образом не наблюдалось и я худела. Однажды брат подошел и обхватил мою талию пальцами:
— Что ты себе думаешь? Хочешь убить себя голодом? Ты дурнеешь, скоро начнешь болеть. Прекращай это, заставь себя кушать. Это не выход. Сходи в церковь.
— Я хожу. Каждый день. Пою опять по воскресеньям. Я разве не говорила?
— Говорила. Я не знаю, что с тобой делать. Ты сама должна прекратить это.
— Так я еще не целовала платье. — Усмехнулась я. — Потом прекращу, наверное. Остальной список можешь отметить галочкой.
— Я был в ударе. Это можешь опустить. — Он отвел глаза. — Я бы посоветовал тебе забрать весь тот наряд домой, и камни тоже.
Я с надеждой потянулась к нему, заглядывая в глаза.
— Я думаю — тебя скоро позовут. Просто логическое мышление, Вичка. Он и так протянул достаточно долго, всему есть предел. Но ты же понимаешь — сам он звать не будет. Гордость там и все такое, опять же думает, что тебе по фигу. Если позовут, значит случится что-то плохое. Безвыходная ситуация, Вика. Я слышал, что второй переход почти невозможен. Это настолько болезненно, что существует риск болевого шока, а там… Его отец не станет подвергать тебя такой опасности. Я так понял, что он к тебе хорошо относится?