— Я тебя на государственную службу беру — говорил же. Со всеми вытекающими отсюда — денежным довольством, снаряжением… одежкой, то есть… но и службу с тебя спрошу, как положено. А потому ты должна уметь все. Немного подождем, пока сынка не так часто к груди прикладывать станешь, и начнем потихоньку учиться.
Помолчал, пристально вгляделся в меня и жестко добавил, уже не жалея, повторяя и утверждая то, что говорил уже когда-то:
— Ты тогда — еще до Строга, не согласилась бы быть с Микеем. На одну себя надеялась, и надежда твоя была дурная и глупая, детская! Грошиков твоих на один лунный оборот хватило бы, а дальше — подайте люди добрые! Без нашей помощи тынялась бы по свету, дитя под забором родила бы. Если бы и сжалился кто над тобой, все равно не жила бы так, как сейчас — в тепле, чистоте и уважении. А, скорее всего, и не было бы тебя уже — сжили бы со свету неприкаянные души. Кто бы тебя упредил о них, кто бы и чему научил? Мои обереги… — вскинулся, зашарил глазами по мне, — а где они? Их нужно носить, не снимая. Пока не разрешу снять.
— Микей сказал снять — я и сняла. Он другую защиту мне даст — обещал, и я в это верю. Про свой долг вам я поняла. И благодарна за все, что вы для меня сделали. И выгоду во всем этом для себя и сына я понимаю. Не нужно меня уговаривать и заставлять не нужно. Надо так надо. Поеду туда, куда скажете.
Уезжали через три дня. Повитуха давно уже уехала, привязав к моему животу плоскую широкую дощечку. Дощечка больно давила, и я не понимала — зачем это?
— Пузо растянуто — нужно собрать его в кучу, подобрать растянутую брюшину. В общем — надо так. Тогда уйдет все без следа, ровненько будет и ладно.
Носить на себе доску следовало долго, сидеть с ней было неудобно, и я ехала на повозке лежа. Рядом, завернутый в теплое одеяльце, спал сынок. Кроме старого ведуна, вокруг повозки ехали еще пятеро воинов. Все незнакомые мне, смотрели с любопытством, но с разговорами не лезли. Несли службу, как я понимала.
Мимо проплывал голый лес, и вспоминалась поездка по такому же пустому еще лесу, но только весной. С Микеем… Он тогда первый раз показал мне, что я люба ему. Бежали слезы из глаз, а губы сами собой растягивались в улыбке, когда вспоминала это.
Сейчас я уже знала — ночью они конными переходили реку. Порожистую и бурливую. В темноте его конь поскользнулся на склизком подводном камне и завалился, потянув за собой парня, вдавив его в неглубокую воду. Если бы светло — друзья бы увидели, вовремя выхватили. А так не поняли, ждали, что сам поднимется — воды едва выше колена было. И правда — глупо… нечаянно… страшно…