Ещё на тренировках во Владике было ясно — успех обеспечен. Но чтоб такой…
— Теперь понятно, господа, почему я выбрал для переговоров Шанхай? Высадись русская гвардия поближе к Пекину и пройдись маршем там — перепуганные азиаты разбежались бы, и династия Цин рухнула без всякого военного вторжения, исключительно от русской песни!
Мне внимали «белые господа» с европейских эскадр, какой-то штатский французишка, судя по всему дипломат-шпион, выразил восторг при виде таких бравых молодцов как мои финляндцы и поинтересовался, отдав должное отваге великого князя, почему Константин не дождался подкрепления с Балтики, придя в недружественный Китай на двух фрегатах.
Ишь, сволота галантная, осведомлённость демонстрирует. Примерно в эти дни на Сахалин должны подойти пять фрегатов, того же типа что и «Аврора» с «Дианой», плюс два шлюпа и три военных транспорта. Но отвечал лягушатнику предельно дипломатично, мол, весьма рад, что подошла помощь из метрополии. Теперь, с такой-то силой на море и с амурскими батальонами раскатать маньчжурскую сволочь, поработившую мирный и трудолюбивый китайский народ делать нефиг. И если условия России о разграничении и добрососедстве приняты не будут «Марусю» услышат жители Пекина и доброй половины городов Поднебесной империи. Вернее — бывшей Поднебесной империи, потому как оставлять у власти недоговороспособную династию мы не собираемся.
Дальнейшая беседа «европейцев» с великим князем прямо у места стоянки «Авроры» чертовски напоминала пресс-конференцию, хотя ни одного борзописца поблизости не наблюдалось.
Не разочаровал «интервьюеров», рассказал и о том, что назначен государем-императором главой Тихоокеанского наместничества (вот батя то удивится как узнает) и о переброске в два ближайших года до пятидесяти тысяч регулярной армии и такого же количества казаков с западных рубежей России. И о планах дорожного строительства, центром которого станет Владивосток, также поведал. От всех приглашений на званый ужин решительно отказался, заявив о предстоящей «работе с документами». Оборот из ельцинской эпохи удивительно хорошо «попал» и был понят в середине века девятнадцатого.
Невельской и Бровцын, составлявшие немногочисленную «свиту» великого князя, с облегчением препроводили меня в адмиральский салон флагмана.
— Алексей Сергеевич, Геннадий Иванович, почему такие мрачные лица у вас? Всё идёт прекрасно, поверьте!
— Константин, — на правах воспитателя начал Невельской, запросто обращавшийся ко мне по имени, чего Бровцын себе даже помыслить не мог, — ваше поведение вызывающе. Дёргать тигра за усы — смело, но неосторожно!