— Государь ждёт, что КША заключат договор о союзе и взаимной помощи с Великобританией. Тогда САСШ побоится напасть, а без такого договора, только обменяйся посольствами Россия и Конфедерация — Север сразу двинет дивизии на Ричмонд. И придётся за Юг драться нам. А желательно, чтоб кровушку за хлопок проливали британцы. Российской империи губить солдат ятя процветания владельцев текстильных фабрик из Манчестера, резона нет.
— Ого как закручено. Никогда бы не подумал, хоть и в генералах хожу. Нелёгок хлеб у дипломатов.
— То да. непросто им. Вспомните про Грибоедова.
— Скажите. Сергей Вениаминович, а Гоголь вернётся? Или с концами уехал в Россию Николай Васильевич?
— Полагаю, вернётся. Насколько знаю, в Москве пройдёт то ли собрание, то ли конгресс российских писателей и поэтов, а также критиков и издателей газет и журналов. Государь назвал литераторов инженерами душ человеческих и призвал их помочь государству «построить» нового человека. — «гражданина и патриота».
Первая неделя «отпуска» Кустова-старшего прошла в непрестанных переговорах с единоверцами. Полковнику пришлось взять грех на душу и ради успеха дела приврать, что царь-батюшка собирается проведать заморские губернии, где Россия утвердилась его стараниями. Как и предполагал без пяти минут генерал, «старцы» узнав о такой новости, переполошились и решили наладить отношения с губернатором. В качестве «отдарка» старообрядческая община преподнесла семьсот новёхоньких винтовок Энфилда, и сто тысяч патронов, контрабандно закупленных, пока Кустов наводил порядок в Орегоне и Вашингтоне. Ефим только крякнул: «Ай да святой жизни люди».
Явление в Константинополе-Тихоокеанском адмирала Путятина с эскадрой в четырнадцать вымпелов и одновременное прибытие в Лос-Анджелес польских переселенцев вызвало немалый ажиотаж в губернском правлении. Евфимий Васильевич собрал во Владивостоке все более-менее приличные транспорта и за раз перебросил через Тихий океан две с половиной тысячи человек. Не считая экипажей, разумеется. Пока разместили колонистов, зелёных от жестокого шторма, застигшего эскадру на подходе к Северной Америке, пока разобрались кто как желает зарабатывать хлеб насущный — фермерствуя ли, а быть может пойдя на рудники или в строительные артели, поляки не только переименовали Лос-Анджелес в Краков-Тихоокеанский, но успели торжественно заложить Варшаву-Тихоокеанскую.
Варшава-новодел возникла на месте Сан-Диего и когда польские патриоты начали активно сшибать вывески на испанском и прибивать новые, на великопольском, остающиеся в городе мексиканцы тому решительно воспротивились. В драке паны жестоко побили «мексикашек». Но те вытащили ружья и устроили устрашающую пальбу в воздух. Поляки, вообразив, что оппоненты стреляют на поражение, открыли ответный огонь и уложили полтора десятка аборигенов.