Скандал, он же — «сумасшедшая неделя», вышел знатный. Мехико выразил решительный протест королю Польши Александру Первому и потребовал официальных извинений и выплаты компенсаций семьям погибших. Северяне, принципиально не подпускающие к передаче телеграмм по трансатлантическому кабелю Конфедерацию и Русскую Калифорнию, с невероятным злорадством начали передавать дезинформацию о «побоище в Сан-Диего» в Европу. В Старом Свете слухи вызвали обрушение бумаг «Польско-Американской Компании» и спровоцировали Пруссию предъявить территориальные претензии Дании. Расчёт Бисмарка, что России теперь не до дел европейских, ведь на североамериканском континенте со дня на день начнётся резня всех против всех, преизрядно напугал Лондон, в парламенте предложили начать мобилизацию армии и обязательно флота. В «Варшаве-настоящей» спешно собравшийся чрезвычайный сейм потребовал у короля Александра объявить войну Мексике. А также получить у Петербурга тридцатитысячный гвардейский корпус для поддержки польского Экспедиционного корпуса в пятьдесят тысяч человек, каковой должен быть снабжён стрелковым оружием и артиллерией за счёт императорской армии.
Когда озадаченный Константин отбил в Варшаву телеграмму, вопросив, с какой стати Россия должна вооружать драчливых поляков, ему телеграфировали делегаты сейма. — Россия втянула Польшу в переселенческую программу, а следовательно, отвечает за всё. Переписка шла оживлённая, матерный и совсем не в рифму текст императора, вырвал у телеграфиста Горчаков и сорвавшись на фальцет потребовал револьвер, чтоб застрелиться, ибо сит нет более принимать участие «во вселенском бардаке и позоре»…
— Александр Михайлович, а не тяпнуть ли нам по маленькой?
— Что, простите. Ваше Величество?
— Пойдёмте, выпьем. Ну их к чёрту, этих ляхов. Надо же так. в первый день нашли себе приключений на жопу. А ведь в Сан-Диего нет ни русских, ни евреев. Сидят себе мирные мексиканцы в огромных, в-о-о-о-т таких шляпах-сомбреро, играют на гитарах, пьют самогонку из кактусов. И тут бах — поляки появились. Варшаву решили основать. И как основали, сразу погром устроили. Без евреев погром — это ж надо ухитриться!
— Ваше величество, — Горчаков с испугом посмотрел на царя, — вы себя хорошо чувствуете?
— Да прекрасно, Александр Михайлович, куда уж лучше. Канцлер застрелиться собрался, револьвер попросит.
— Канцлер?
— Точно так, канцлер. Рвением своим и темпераментом заслужили сей чин. Так что надо отметить.
— Ваше Величество!
— Я серьёзно, Александр Михайлович. Хотите стихи свои из последних прочитаю. Как раз под сегодняшний случай подходят.