Отец сгорел за неделю, едва из Варшавы пришло известие о гибели великого князя Николая Николаевича и ранении, по счастью лёгком, цесаревича. Великих князей расстреляли из ружей по выходе из театра.
Александр, на три дня остановившийся в Варшаве на обратном пути из Берлина, был принят поляками столь восторженно, что в завязавшейся полушуточной-полусерьёзной телеграфной переписке с Петербургом (я с семейством как раз в преддверии новогодних празднеств прибыл на брега Невы) выказал желание стать наместником в Царстве Польском, жаль, мол, брат младший Николя уже прочно укоренился в Варшаве, не выкорчевать… Выкорчевали…
Террористы, восемь человек, все пылкая молодёжь от шестнадцати до двадцати трёх лет, отстрелявшись по Александру и Николаю, попытались покончить жизнь самоубийством, хлебнув загодя заготовленного яду. Благо, Паскевич, которого тоже зацепили, причём дважды, не растерялся и начал матерно и чётко отдавать нужные указания. Александра увезли медики, труп Николая, с развороченной головой, отправили во дворец, а схваченных злодеев начали прямо там же откачивать, не давая уйти в мир иной без покаяния и допроса…
Из террористической восьмёрки поляков выжили пятеро. Один-таки сумел «качественно» отравиться, а двух застрелила охрана цесаревича. Никто, в том числе и я не ожидал, что покушение будет построено таким вот образом. Частая ружейная стрельба с сотни шагов, надпиленные пули…
Кроме брата Николая погибли три человека, сопровождавшие великих князей, ещё десять были ранены, в том числе Иван Фёдорович Паскевнч.
Отца при страшном известии хватил удар и несмотря не все усилия лейб-медиков некогда могучий организм «отключился» всего за несколько дней. Благо, речь к императору вернулась, и моё утверждение в качестве наследника прошло спокойно, тем более Александр из Варшавы подтверждал приоритет младшего брата…
Моя «партия» невероятно возбудилась. Едва в казармах лейб-гвардии Финляндского полка узнали о варшавских событиях, как по инициативе младших офицеров и солдат началось построение в батальонные колонны, а полковник Зворыкин, поняв, что увещевания бесполезны, решался возглавить процесс и повёл полк с оружием к Зимнему дворцу. Оправдания полкового командира я даже не дослушал, только рукой махнул и на ходу, спеша к телеграфному аппарату, одобрил инициативу финляндцев.
Из Кронштадта в Неву на трёх пароходах влетел батальон морской пехоты, укомплектованный младшими офицерами и унтерами из «калифорнийцев». И хотя декабрь 1854 вовсе не походил на декабрь 1825, Петербург чего-то «ждал». Меня из дворца охрана не выпускала, прямо так и заявив: «Прости, государь, не выпустим, свяжем, но не выпустим. Потом готовы хоть в каторгу, хоть на плаху». Резон в перестраховке телохранителей был и почти месяц я не покидал Зимний, «руля» империей по телеграфу.