Хоть убей меня, я никак не мог набраться храбрости и обратиться с вопросом к кому-нибудь из этих почтенных граждан: мне стыдно было заговорить с ними в таких грязных отрепьях. Если бы я спросил, где находится дом мистера Ранкэйлора, они, вероятно, расхохотались бы мне в лицо. Итак, я то ходил взад и вперед по улице, то спускался к гавани, точно собака, потерявшая хозяина. По временам меня охватывало отчаяние, и странное чувство грызло мое сердце. Наконец настал уже день. Было около девяти часов утра. Я устал от своих странствий и случайно остановился против очень хорошего дома, обращенного красивыми, чистыми окнами к берегу. На подоконниках стояли цветы; стены были только что оштукатурены; охотничья собака зевала на ступеньках, словно давая понять, что она у себя дома. Я стоял и завидовал этому бессловесному скоту, когда дверь отворилась и из нее вышел краснощекий, добродушный господии с проницательными глазами, в густо напудренном парике и в очках. У меня был такой несчастный вид, что никто на меня не обращал внимания; он же раза два взглянул на меня. Казалось, этот джентльмен был поражен моей жалкой внешностью и, прямо подойдя ко мне, спросил, что мне здесь нужно.
Я ответил, что пришел в Куинзферри по делу, и, собравшись с духом, попросил его указать мне дом мистера Ранкэйлора.
– Это тот самый дом, из которого я только что вышел, – ответил он, – и, по довольно странной случайности, я сам мистер Ранкэйлор.
– В таком случае, сэр, – сказал я, – очень прошу вас переговорить со мной.
– Я не знаю вашего имени, – возразил он, – и даже вашего лица.
– Меня зовут Давид Бальфур, – отвечал я.
– Давид Бальфур! – повторил он, повысив голос, как бы с удивлением. – А откуда вы взялись, мистер Давид Бальфур? – спросил он, глядя мне довольно строго в глаза.
– Я побывал во многих странных местах, сэр, – сказал я, – но думаю, что лучше будет поговорить об этом в другой обстановке.
Он, казалось, некоторое время раздумывал, поглаживая рукой губу и поглядывая то на меня, то на мостовую.
– Да, – решил мистер Ранкэйлор, – это будет, без сомнения, самое лучшее.
И он повел меня с собою в дом, крикнул кому-то, кого я не видел, что будет занят все утро, и провел меня в маленькую пыльную комнату, заваленную книгами и документами. Тут он сел, пригласил и меня сесть, хотя, казалось, с некоторым сожалением перевел взгляд с чистого стула на мои грязные лохмотья.
– А теперь, – сказал он, – если у вас есть дело, то будьте кратки и поскорей добирайтесь до сути. Nec gemino bellum Trojanum orditur ab ovo