– Эй! – Симона догнала Кейти, схватила ее за руку и развернула к себе. – Не уходи.
– Мне нужно вернуться к Мэри.
– Она подождет еще минутку.
Кейти ничего не понимала. Разве Симона только что не посмеялась над ней? Разве она не решила, что Кейти – законченная трусиха? Так зачем же она тянула ее за собой, к стене библиотеки – туда, где на сырой земле лежала тень? С дороги это место нельзя было разглядеть.
– Отпусти, Симона.
– Не могу. Пальцы прилипли.
– Не говори глупостей.
– Серьезно. Тебе придется меня ударить.
– Пожалуйста, отпусти. Куда ты меня тащишь?
– Хочу поговорить с тобой.
– Мне нечего сказать.
– Всегда есть что сказать.
Но когда спина Кейти прижалась к сырой кирпичной стене библиотеки, ей стало совсем не до разговоров.
Симона встала перед ней.
– Урок номер два: тыы не такая слабая, как тебе кажется.
– Что это значит?
– Ты можешь думать, что сил бороться больше нет, но это не так. – Симона шагнула ближе. – Поверь мне, я знаю, о чем говорю.
Кейти отшатнулась, но позади нее была стена, и деваться было некуда.
– Пожалуйста, мне надо идти.
– Просто послушай одну минутку. Моя мама много плакала, когда узнала правду. Приходила ко мне в комнату, брала за руку и ничего не говорила. Она привыкала, понимаешь? Отказывалась от дочери, которую себе представляла, и свыкалась с новой. Нам обеим было трудно, а это случилось не так уж давно. Так что я все понимаю.
– Я не такая, как ты. Если бы моя мать узнала, мне бы пришел конец.
– А может, и нет.
– Нет, я знаю себя. Я бы стала все отрицать, ведь не умею быть смелой.
Симона улыбнулась:
– Ты слишком строга к себе, да?
Кейти отвела взгляд: улыбка Симоны была невероятно красивой, и всякий раз от нее становилось трудно дышать. Оставалось только набраться сил и не смотреть. И больше никогда не приходить в это кафе. Может быть, та милая женщина, к которой постучалась Мэри, позволит им посидеть с термосом на ее лужайке?
Симона сказала:
– Мне не стоило так психовать, извини. Я просто… Понимаешь, порой очень трудно быть единственной, кто поднял руку. Из-за этого бывает одиноко.
Кейти опустила взгляд и стала рассматривать свои ботинки. Она знала: если их глаза встретятся, ей конец.
– У меня бывали такие фантазии, – добавила Симона, – будто директор школы встает на общешкольном собрании и объявляет, что она – лесбиянка, и тогда все остальные учителя и ученики, понимающие, как трудно быть непохожими на других, тоже встают и поддерживают ее. И мне хотелось, чтобы тех, кто не встал, было большинство. Но теперь я закончила школу, так что ничего такого произойти не может.