Тело полковника поспешно присыпают землей. Из леса вышел лейтенант, подвел сюда красноармейцев с винтовками, наверное, хочет дать над могилой залп, как положено. Но Верзин, вытирая лицо рукавом, тихим голосом говорит: «Патронов мало, если стрельба залпом, то исключительно по врагу!»
На какие-то считанные минуты мы с Сергеем Владимировичем Верзиным оказываемся, что называется, с глазу на глаз, один на один.
— Прости, что я так расстроился, тяжко пережить гибель товарищей, а своей смерти не боюсь,— жестко говорит он, и я не могу не поверить генералу. В его дивизии — 173-й стрелковой — я успел побывать во время тяжелых июльских боев, видел не раз, как он четко и умело управляет боем, не мог не заметить, каким уважением подчиненных он окружен.
Комиссар дивизии Карталов сказал мне при первой встрече:
— Наш Сергей Владимирович — гордость Киевского Особого военного округа, самый строгий и душевный человек, какого я знавал!
Генералу Сергею Верзину остается жить лишь считанные дни и ночи, составляющие один сплошной бой. К 9 августа дивизия превратится в горстку израненных красноармейцев и командиров; он поведет их в штыковую атаку, а когда останется один, выстрелит себе в сердце.
Полковой комиссар Карталов, могучий человечище, в этой последней схватке будет скручен и связан врагом, но через несколько дней совершит дерзкий побег и вскоре объявится среди подпольщиков и партизан Винничины, чтобы сражаться, вновь сплачивать людей. Схваченный гестапо, он пойдет на казнь спокойно, палачи будут в страхе отворачиваться перед его ненавидящим и презирающим взглядом.
Пройдет много лет.
Весенним днем я окажусь в новом высотном и голубостенном микрорайоне на окраине Москвы, среди людей разных поколений, друг с другом, однако, чем-то схожих и очень знакомых мне,— глубоко в орбитах светлые, как говорят, стальные глаза.
Дети, внуки и правнуки генерала Сергея Верзина слушают мой рассказ о нем, о тяжком и героическом начале августа сорок первого.
Со стены смотрит на нас портрет нестареющего (только что перейден рубеж сорока) задумчивого человека со стальными глазами, в мундире со звездочками еще не на погонах, а в петлицах.
Два ордена и медаль «XX лет РККА» у него на груди, а третий орден — Отечественной войны I степени — посмертный, врученный семье, привинчен к углу фотопортрета...
...Это будет не скоро, это будет потом, но в том же мире и на той же планете.
А пока в дубраве и по всей округе идут — лишь с минутными передышками — тяжкие бои. Обе стороны несут большие потери.
Вот строка из сохранившейся сводки штаба тыла Южного фронта № 035: «Артвыстрелов 5—10 на орудие. Обеспеченность горючим близка к нулю. Для танков и самолетов горючего нет...»