Прячась под стенами бараков от ветра, толпились кучками. Сходились, снова разбегались. Послушать там, послушать здесь.
И снова отбежать к новой кучке, где Шверченко уже выкрикивает – его прямо корчит от ярости:
– Это мы еще посмотрим! Власть Временного правительства худо-бедно, а шесть месяцев продержалась… Шесть часов я кладу на большевиков – больше им не устоять! Раздавим!
На главном «проспекте», вдоль колеи дороги, Каратыгин со своей Зиночкой гуляет среди путейских канцеляристов.
– Неужели жертвы революции принесены напрасно? – говорит он авторитетно, и ему внимают. – Не верю, чтобы русский народ дал осилить себя кучке политических авантюристов…
На Зиночке новая шубка, она кокетливо опускает глаза.
– Посмотри, кто идет… – И дергает мужа за рукав.
В распахнутой шубе, выкидывая перед собой трость, широко шагает по шпалам Небольсин. Снег залепляет ему глаза, снег осыпает тужурку под шубой. А взгляд – в пространство.
– Аркадий Константинович!. – восклицает Каратыгин, уволакивая за собой и очаровательную Зиночку. – Нам пора помириться. В такой день… в такой ужасный день!
Небольсин круто останавливается.
– У каждого дня бывает вечер, – отвечает хмуро. – Впрочем, извините, спешу… Зинаида Васильевна, кланяюсь!
– Охамел… барин, – бормочет вслед ему Каратыгин.
В конторе Небольсин еще с порога срывает с себя шубу:
– Соедините меня с Кемской дистанцией…
Ему хочется слышать Ронека… Ронека, только Ронека!
– Петенька! – кричит он в широкий кожаный раструб телефона. – Что у вас там происходит?
– Поздравляю, Аркадий, неизбежное случилось – у власти народ и Ленин! У нас уже Советская власть… Что у вас?
– У нас метель, мороз и всякий вздор. Никто ничего толком не может объяснить. Сколько революций у вас запланировано?
– Это последняя, Аркадий. Самая решающая и справедливая.
– Не агитируй меня… Так, говоришь, у вас Советы?
– Да. По всей линии.
– А Совжелдор?
Короткое молчание там, в Кеми.
– Совжелдор против большевиков, – отвечает Ронек.
– Я так и думал, – говорит Небольсин. – Сейчас встретил гниду Каратыгина, он кинулся мне на шубу, чтобы обнять или задушить – в зависимости от моей точки зрения. Я уклоняюсь.
– Не уклоняйся, Аркадий, – прозвенел голос Ронека издалека. – Ты же честный человек.
– Спасибо, Петенька, – ответил Небольсин. – Но мою честность трудовой народ на хлеб мазать не будет… Я все-таки до конца не понимаю: верить ли?
– Верь, Аркадии, верь…
– Во что верить?
– В лучшее.
– Прощай, Ронек, ты старый карась-идеалист…
В этот день было общегородское собрание. Небольсин тоже пришел в краевой клуб и только тут, пожалуй, поверил, что неизбежное случилось. Рабочие дороги и солдаты гарнизона приветствовали новую власть. Небольсину было любопытно – какова же будет резолюция общего собрания? Он решил не уходить – дождаться ее. Но тут его тронули за плечо и шепнули: