Басалаго покинул явку эсеров, и промозглая тьма быстро поглотила его. На пустынном Английском проспекте было жутковато.
Где-то вдали мерцал костер. Хрустя валенками по снегу, лейтенант дошел до костра, сунул к огню замерзшие руки. Двое дежуривших были закутаны до глаз.
Басалаго пошагал далее, но… остановился. Что-то знакомое было в глазах одного дежурного.
– Если не ошибаюсь, – сказал Басалаго, вернувшись к костру, – то передо мною… мичман Вальронд?
Мохнатый шарф, закрывавший лицо до самого носа, одним движением руки был опущен и…
– Женька! – сказал Басалаго.
– Что, Мишель?
– Греешься?
– Греюсь.
– Холодно?
– Холодно.
– Ну пойдем, – сказал ему Басалаго.
– Не могу. Дежурство до семи утра. Хоть тресни.
– Надо поговорить… Ты даже не представляешь, Женька, как можешь нам пригодиться. Где ты сейчас?
– Увы, состою при женщине.
– Ты все такой же… треплешься?
– А что делать?
– Сейчас-то как раз и делать… Где ты живешь?
– Вон дом, видишь? – показал Вальронд. – Вход с парадной, второй этаж, квартира мадам Угличаниновой. Зайдешь?
– Завтра. Вечером.
– Жду! – крикнул в ответ Вальронд, и две тени снова застыли возле костра, который быстро таял в глубине улицы.
* * *
Еще в прихожей лейтенанта оглушил разноголосый гам. Куча детей таскала по коридору очумелую кошку. Дрова лежали грудою до потолка, забивая проход. Мокрое белье висело на низко провисших веревках, а из кухни доносился чад: жарили блины из горчицы на пушечном масле. Старинная барская квартира, выражаясь языком революции, была уплотнена…
Басалаго постучал в одну из дверей:
– Мне нужен Николай Иванович Звегинцев… Я не ошибся? Навстречу ему поднялся стареющий красавец с гвардейской выправкой, в узеньких коротких брючках.
– Вы не ошиблись. Но…
– Я тоже так думаю, – сказал Басалаго, затворяя за собой двери. – Передо мною генерал-майор и командир тринадцатой кавалерийской дивизии…
После уплотнения комната генерала напоминала мебельный магазин, и старинные шифоньеры стояли один на другом – лишь бы побольше вместить, от остатков былой роскоши. Звегинцев вдруг разволновался:
– Все так ужасно, лейтенант. Места себе не нахожу…
Генерал вынул откуда-то большую бутыль с мутной жидкостью, весьма подозрительной. Широким жестом выставил ее на стол.
– Благодарю, – заговорил Басалаго опасливо, – но я не пью. Извините. У меня еще дела.
– Что вы, лейтенант! Я вовсе не предлагаю вам выпить. Это же карболка! Специально показываю вам: каждый раз, идя в уборную, я должен тащить туда и карболку, чтобы все вымыть перед употреблением. А когда я наконец выхожу из уборной, мне говорят: «Барин!» Ну скажите, лейтенант, вы человек благородный, где же предел издевательства над человеком?