– Ну, – подхватил Вальронд, – вы же проклятые аристократы. Буржуи недобитые. До вас революция еще не добралась.
– Да и добраться-то, – засмеялся Басалаго, – трудно… Закусывая денатурат вонючей хамсой, утисканной в роскошную фарфоровую супницу, Женька спросил:
– Помнишь Дрейера?
– Николашу?
– Да, Николашу, которому за его любовь к марксизму не дали на выпуске из корпуса мичмана.
– Помню, – ответил Басалаго. – По чести сказать, мне его тогда жаль было. Все получают кортики, а ему, словно оплеванному, поручика бац на плечи! Тьфу… Кстати, я знаю, где он сейчас. У нас. На военном ледоколе «Святогор».
– Так вот, – подхватил Женька, – я частенько о нем вспоминаю. Бывало, еще юнцами, сцепимся мы с ним. Мне ведь (ты знаешь) до марксизма этого никакого дела! А он убежден был. Крепко стоял…
– Крепко, говоришь? – спросил Басалаго.
– У-у-у… очень. Он верил. И вот теперь, вспоминая о Николаше, я часто думаю: ведь он оказался прав!
– Кто прав?
– Да Николаша Дрейер.
– С чего ты взял, Женька, что он был прав?
– Ну как же! Революция произошла. Как по писаному. Пролетарская, черт бы ее побрал… Почему хамсу не ешь? Она вкусная.
– Раздавим, – сказал Басалаго, отворачиваясь от хамсы.
– О! Ты, я вижу, тоже индивидуум убежденный.
– Да, – согласился Басалаго. – Почти как твой Николаша. Только в другую сторону…
Выпили снова, и Басалаго заговорил о деле:
– Женька, бросай свою хамсу вместе с бабой и – к нам! Хватит! Постыдись. Ты ведь был плутонговым. В твои-то годы…
– Да. Если бы не революция, быть бы мне уже лейтенантом!
– Вот видишь. Приезжай к нам. И будешь лейтенантом. Верь: нам нужны люди… Сейчас все изменится. Ну что ты волынишься с какой-то купчихой? Брось ее к черту… Мы тебя ждем!
– Тебе легко, – ответил Вальронд. – Ты прикатил с Черного, тебя на Мурмане никто не знает. А появись я на «Аскольде», мне сразу матросы предъявят счет… И – за борт!
– У тебя какие-то кронштадтские настроения. У нас за борт не кидают. Даже в погонах ходим. Не хочешь на «Аскольде» – не надо, всегда найдется работа при Главнамуре… Что тебе тут? За керосином ходить? За дровами в подвал лазать? Глупо ведь.
– Конечно, глупо, – ответил Вальронд. – Давай еще рванем этой голубой декадентской прелести! Я уверен, что Лермонтов, когда писал «Демона», ничего не пил, кроме чистого денатурата. И ты не удивляйся, Мишель, если я потом спою тебе: «И в небесах я вижу бога, и счастие готов постигнуть на земле…»
Отдышавшись после третьего стакана, Вальронд сказал:
– Не могу избавиться от одного ощущения. Весьма странного. Мне кажется, все это временное. Наступит момент, когда в дверь постучат и скажут: «Товарищ Вальронд, во фронт! Советская власть призывает вас на службу». А?