Суингон дал понять Женьке, что Уилки лицо тайное. Сам же Уилки при встрече с Вальрондом доверительно сообщил:
– Юджин, сейчас отправляем эшелон с продовольствием на Кемь и Кандалакшу. Весь этот бутерброд, составленный из нас пополам с большевиками, надо как следует сдобрить маслом. А то южнее Кандалакши есть люди, которые не могут его пропихнуть себе в глотку.
Впрочем, лейтенант Уилки лгал: своего масла у англичан не имелось (или просто жалели на русских). За свое масло они выдавали на Мурмане масло американское: почти белого цвета, безвкусное; упаковка зато отличная: громоздкие аппетитные квадраты в пергаменте.
И все время среди союзников шла грызня.
– При чем здесь мы? – говорил Лятурнер убежденно. – Вы бойтесь не нас, французов, а англичан. Вот у кого действительно богатый опыт хвататься за чужое. Они уже полтора столетия через компанию «Wood» вывозят у вас лес из Онеги, а мы… Разве вы нас видели в Онеге?
Американский же атташе, лейтенант Мартин, терзал Вальронда за аксельбант и говорил:
– Мы, американцы, затем и прибыли сюда, чтобы не давать воли англичанам и французам. Вы даже не представляете, какие это гнусные колонизаторы! Можете быть спокойны: сюда идет еще наш крейсер «Олимпия»… Да-да! Мы не дадим русских в обиду. Мы нейтрализуем влияние европейских шакалов…
– Сюда идет американский крейсер «Олимпия», – доложил мичман Вальронд лейтенанту Уилки.
– Кто это тебе сказал? – удивился Уилки.
– Военно-морской атташе САСШ… он-то уж знает!
– Вот как раз он-то и ничего не знает. Послушай, Юджин! Раз и навсегда договоримся: забывай сразу все, что тебе обещают американцы. Эти люди совсем не имеют традиций. Это такие оболтусы и разгильдяи, что вы, русские, перед ними – все Македонские!..
В эти смутные дни через руки Вальронда прошли коллективные протесты населения. Когда вмешался в это дело (тоже с протестом, грозным) петрозаводский Совжелдор, Женька решил свалить всю груду бумаг на генерала Звегинцева…
– Это что? – спросил тот, даже не раскрывая папки.
– Как ни странно, коллекция протестов… уникальная!
– А что им надобно от нас? – фыркнул Звегинцев.
– Здесь, Николай Иванович, в этом ворохе бумаг, есть одно разумное соображение.
– Какое же, мичман?
– Позволите мне быть откровенным?
– Сделайте милость, – разрешил Звегинцев.
– Мурманск, – сказал мичман, – всего лишь уездный город. База военная. База союзная. Дорога, мне думается, справедливо считает, что Мурманск не имеет права объявлять себя краевой властью. Если бы так поступил Архангельск, то было бы понятно: Архангельск – исторически сложившийся культурный центр русского севера. Мурманск же – от горшка два вершка, вагоны да бараки, пьяницы да проститутки, – города еще нет, оседлого населения тоже нет, и вдруг – столица?