– Мне одной не купить, – досказала она.
Как бы ни была очаровательна эта женщина, но наглость ее могла заглушить любые к ней чувства. Мышецкий возмущенно осадил свою «подругу»:
– Голубушка, пора бы вам и постыдиться! Не вы ли получили недавно громадную страховую премию за эти вонючие сараи?
– Ах, князь, всего какие-то сорок тысяч…
– Говорят, даже больше!
– Мало ли что обо мне говорят. Мне даже приписывают поджог этих салганов. А разве я виновата, что какой-то дурак взял и поджег их… Не оставаться же мне в разорении!
Мышецкий прикусил язык. Плетью обуха не перешибешь. И то правда: он – дурак, а она – умница. Он закрыл глаза и потер вновь заломивший висок.
– Мне одной не купить, – повторила Монахтина. – Давайте купим этот лесок сообща. Вы и я. Будем добрыми соседями!
– Помилуйте, – удивился Сергей Яковлевич. – Но у меня-то совсем нет денег.
– Я знаю об этом, – ответила женщина. – И внесу свои. Пора уже вам, князь, становиться уренским помещиком…
Мышецкий долго ничего не отвечал:
– И сколько же вы согласны внести за этот лесок, если Трепову он запродан за пятьдесят?
– Ну, допустим, тридцать…
– Мало!
– …две. Тридцать две, – договорила она. – Только, чтобы не обидеть Симона Геракловича! Шестнадцать я, а шестнадцать вы, милый князь…
Сергей Яковлевич неожиданно подумал, что, став хозяином этого леса, он спасет его от порубки, северные уезды не заполнят пески, и это сразу выпрямило его мысли.
«Но денег нет. Опять надо теребить бедного Петю».
– Вы не шутите? – спросил он. – Но мне, как исполняющему должность, это не совсем удобно.
– Я и сама хотела предупредить вас об этом, – напомнила Монахтина. – Мы это сделаем через подставных лиц.
– Удобно ли? – засомневался Мышецкий.
– Удобнее просто не придумать. Смотрите, как удачно я эксплуатировала салганы через подставных лиц.
Сергей Яковлевич вдруг вспомнил: летит мужик мимо окна, в полной тишине, летит навстречу смерти. «Интересно, часто ли бывал вот в этих комнатах мой предшественник?»
– Кого же вы предлагаете выдвинуть в подставное лицо?
– Пусть это вас не тревожит, князь. Вы должны беречь себя исключительно для высших принципов…
Сергей Яковлевич вернулся к Влахопулову.
– Тридцать две, – сказал он.
Симон Гераклович велел пригнать из «холодной» лесных перекупщиков.
– Последнее ваше слово! – зарычал он. – Пятьдесят, и ни копейки меньше… Ну, болваны, дерзайте!
– Двадцать, – загалдели спекулянты, – восемнадцать… двадцать семь. Шалишь!
– Тридцать, – отдельно от других закрепил Кацкин. Влахопулов выставил их за двери, задумался:
«Ладно. Пусть берет Конкордия Ивановна… Надо срочно доставать где-то еще восемнадцать. От этого быть мне или не быть!»