И теперь, когда ридикюль княгини разбух от страшных чеков, Алиса Готлибовна поняла, что случилось нечто непоправимое, бедный Serge никогда не простит этого расточительства, если узнает…
И молодая княгиня призналась:
– Геннадий Лукич, помогите мне… Я знаю, вы добры.
– Ради бога! Что вам угодно, княгиня?
В ответ прозвучала жалостливая просьба княгини Мышецкой, урожденной баронессы Гюне фон Гойнинген:
– Дайте мне денег. Пожалуйста…
Иконников медленно опустил бокал. Губы его, мокрые от лимонада, были розовые – словно подкрашенные. Он смотрел на Алису Готлибовну, всхлипывающую перед ним, как ребенок, и вдруг ему стало безумно хорошо, – так еще не было в жизни.
«Да, да, – закружились мысли. – Как же я раньше не подумал об этом? Ведь она, бедная, здесь совсем одна-одинешенька. Все ей чуждо, все непонятно в нашем волчьем Уренске…»
Иконников тоже ощущал себя в родном городе отрезанным ломтем, и его потянуло к этой женщине со всем пылом молодости.
– Алиса Готлибовна, – прошептал он, испытывая почти блаженство, – на сегодня мое дело стоит в России около двенадцати миллионов. Скажите только слово, и я…
Женщина торопливо раскрыла перед ним ридикюль. На стол посыпались скомканные счета. Ядовито синели химические карандаши, обслюненные на языках гостинодворцев.
– Вот и все, – сказала молодая княгиня.
Геннадий Лукич обалдело смотрел на эти шпаргалки чеков и вдруг стал хохотать – неудержимо и яростно.
– И это все? – спрашивал он, недоумевая. – И это все?.. Нет, вы скажите, княгиня: это… все?
– Все, – еле слышно ответила Алиса.
Иконников смял чеки в тугой комок, получился шарик, и он спрятал этот шарик в карман. Рука женщины, безвольно брошенная на стол, лежала перед ним – кверху ладонью, раскрытая, как лепесток.
Геннадий Лукич сдержался, чтобы не поцеловать ее.
– Об этом будем знать, – сказал он, – только вы и я…
Они допили лимонад и поехали дальше. Иконников увеличил скорость – теперь они летели в «ландолле» как на крыльях.
А на следующий день Осип Донатович Паскаль доложил Монахтиной, что по счетам губернаторши расплатился доверенный человек фирмы Иконниковых.
– Вот и хорошо! – сказала Монахтина. – А то придумал… князю отдать. Это – грубо!
Она поманила его к себе и раскрыла перед ним коробку, на дне которой пакостно шевелились желтые червяки, усеянные противными бородавками; червяки ползали один по другому, перепутанные волосами.
Паскаля так и отшибло от коробки.
– Фу! – сказал он. – Ну и гадость!
– Гадость? А ты попробуй, дружок, достать эту гадость. С ног сбилась, пока нашла. Пять рублей заплатила…