– А мелюзга и есть, верно, – согласился Сущев-Ракуса. – Самому надобно работать. В поте лица, так сказать-с!
Дремлюга даже оторопел:
– Ну, хорошо… Вот, например, госпожа Монахтина, Конкордия Ивановна, – вы же не будете отрицать, что она работала на вас в обществе?
– Чепуха, капитан. Конкордия Ивановна если и работала в обществе, так вы знаете… каким местом!
– Ну, – не сдавался Дремлюга, – а титулярный советник Осип Донатович Паскаль?
– Ёська-то? – засмеялся Аристид Карпович. – Не путайте, капитан, это просто мошенник.
Широкая лапа Дремлюги вытянулась вперед, и пальцы медленно стянулись в кулак, словно он сдавил чью-то глотку.
– Ениколопова, – спросил жандарм у жандарма, – вы тоже отрицать будете?
– Попробуйте, капитан, – спокойно отозвался Сущев-Ракуса. – Предложите Вадиму Аркадьевичу… Если вы не боитесь, чтобы в ответ на ваши предложения он не въехал вам по физиономии! Мне, например, не удавалось…
Аристид Карпович пешком вернулся домой. Старая кухарка его уже встала, чесала гребнем жирные волосы. Любимый кот жандарма терся об сапог хозяина, радуясь его приходу.
– Меланья, – сказал полковник, – покорми Ваську, смотри, как воет… Молоко-то есть?
Он повесил на гвоздик фуражку, прошел в комнаты. Глянул на часы: рано еще – ни свет ни заря. Сбросил пропотевший мундир, пощелкал в задумчивости подтяжками. Висели на стенах картинки – криво висели, надо бы и поправить, да ну их к черту! Не до картинок…
Завалился жандарм на тахту, закинув руки под затылок, долго лежал, полузакрыв глаза. Думал, думал, думал. Не мог заснуть. Снова поднялся, крикнул на кухню:
– Самоварчик… сооруди-ка!
Радуясь пробуждению дня, зачирикал щегол в клетке. Сущев-Ракуса в ожидании самовара прошел в соседнюю комнату, в полном одиночестве – сам с собою – долго гонял кием шары по бильярдному полю. Наконец и это надоело.
Пришел из кухни, облизываясь, сытый кот. Затерся лапой. Лизнет ее, потом – раз-раз за ухом.
– Чистоплюй ты у меня, – сказал Аристид Карпович и завалил кота кверху пузом, взлохматил ему длинную шерсть. – Ух ты какой, миляга ты, гулена… А плохо тебе, брат, будет здесь без меня!
Отпустил кота и выпил два стакана чаю с вареньем. Со своим любимым – кизиловым. Потом долго слонялся по комнатам, думал.
«Я не мальчик, – вздохнул он. – Мне уже поздно начинать все сначала. Пусть уж так…»
Аристид Карпович решительно присел к столу, разложил перед собой листок бумаги. Четко и красиво написал
«Князь!
Вы напрасно тиснули статью о винной монополии. Время – дрянь, и может плохо обернуться. Будьте готовы к тому, чтобы лишиться мундира камер-юнкера. Но вы еще молоды, и жизнь Ваша вполне поправима. Гораздо хуже складываются обстоятельства у меня. Прошу без зазрения совести валить все на Влахопулова и на меня. Мертвые сраму не имут.