– Ну погоди, – сказала она. – Я тебе испеку… Что-нибудь да испеку! Погоди только…
В этот момент вошла горничная и доложила, что ее желает видеть вице-губернатор князь Мышецкий.
– Кто, кто, милочка?
– Я же сказала, барыня, князь Мышецкий.
– Опомнись! – не поверила Конкордия Ивановна.
– Сергей Яковлевич, – повторила горничная равнодушно. Монахтина тихо ойкнула и схватилась за грудь:
– Проси же… будь что будет!
Конкордия Ивановна заметалась по комнате, ничего не понимая. Что означает этот приход? Господи, он уже внизу, а она еще не одета, не причесана…
Но, может, так-то оно и лучше?
Замерла как вкопанная посреди комнаты, погладила себя по бедрам. И вдруг (ага, верно) метнулась к туалету. Быстро-быстро – раз, два, три, четыре – ловко продела в кольца пухлые пальцы. Обмотать голову полотенцем было делом одной секунды.
Так, правильно! Сети были расставлены…
И, на ходу скидывая туфли, женщина кинулась в пуховую ложбинку неприбранной постели. Закинула одеяло, наскоро обнажила плечо и отвернулась к стене.
Теперь все ясно – она… больна!
Раздались осторожные шаги, и тогда Конкордия Ивановна слабо произнесла:
– Ах это вы, князь? Я знала, что вы добрый человек, что вы придете ко мне…
…Надобно иметь немало мужества, чтобы решиться на подобный унизительный шаг. Сергей Яковлевич все тщательно продумал, рассчитал и пришел к выводу, что от лишнего поклона спина его не сломается.
А то, что он застал Конкордию Ивановну в постели, томной и расслабленной, сразу развязало князю язык.
– Весьма досадую, – уверенно начал он, – за то маленькое недоразумение, которое произошло при нашем знакомстве. Смею надеяться, что это маленькое недоразумение не повредит нашей дружбе…
– Не надо, князь, – попросила его Монахтина. – Не надо.
– И вот, – напористо продолжал Мышецкий, – прослышав о вашей болезни, я решил сразу же навестить вас, милая Конкордия Ивановна!
«А ты врунишка, – поймала его женщина. – А мы, оказывается, врем-то оба…»
Уренская Клеопатра легким постаныванием подтвердила, что ей действительно неможется.
– Что с вами? – спросил Сергей Яковлевич и пересел поближе к постели.
– Ах, князь… Такая боль, так душно!
Мышецкий приложил ко лбу женщины свою узкую белую ладонь.
– О! – сказал он, словно удивляясь. – Да у вас, кажется, сильный жар.
– Да, князь. Но ваша рука так прохладна, мне сразу стало легче.
– В таком случае, – любезно предложил Мышецкий, – я готов не снимать ее до тех пор, пока боль не пройдет вовсе…
Только что в этой комнате был один актер – женщина, теперь их было уже двое. Оба комедианта хорошо понимали, что находятся сейчас на подмостках, и честно разыгрывали свои роли.