Юра очень рад Мише, сын теперь – самый дорогой человек на свете, но до его появления он так не думал. Он не хотел детей и не мечтал о том, чтобы оставить такой след в мире. Так получилось. А этот Николай даже не знает, что такое – держать на руках своего ребенка, и готов рисковать любимой? Юра не понимал.
Он позвонил в ее дверь. Она открыла и, крикнув «Заходи!», убежала в комнату. Юра последовал за ней. В квартире смешались запахи духов и чего-то едкого, наверное, для закрепления прически. Мишка сидел на полу, зарываясь в чемодан с косметикой.
– Ты его допустила к сокровищам?
– Нет! Миша, это все для девочек! – отобрала она сокровищницу.
– Нееет! – завопил тот.
– Хочешь, дам плойку?
У того загорелись глаза. Она дала ему какой-то огромный колючий предмет, который можно было разбирать, разоруживать, снимать шипы, надевать другие, менять модель. Трансформер какой-то. Маричка стояла возле зеркала, укладывая волосы.
На ней было синее платье ниже колен, без декольте, с длинными рукавами, но немилосердно обтягивающее бедра. У нее была очень женственная фигура. Юра старался не думать о ее округлостях, но теперь не мог оторвать от них взгляд. Платье подчеркивало форму ягодиц и крутые линии переходов от талии к бедрам, от бедер – к ногам. Как можно давать интервью девушке с такой тонкой талией и такими широкими бедрами? С ней можно только о потомстве разговаривать, а не о регулировании бизнеса. Может, этот Николай что-то такое же к жене чувствует. Юра отвернулся.
«Нет, интеллект сильнее», – убеждал он себя. Если бы не это платье, а деловой костюм или даже джинсы, ему бы было легче смотреть ей в глаза и говорить на абстрактные темы. Вообще говорить.
– Ты на свидание?
Она вздохнула:
– Угу, – это прозвучало ворчливо.
– Как-то без энтузиазма…
– Энтузиазм есть до тех пор, пока я не думаю, что это – свидание.
– Зачем же идешь?
– Он сделал мне предложение, от которого я не смогла отказаться.
– Интересно, и что тебя покорило?
– Меня покорил Щелкунчик.
– Он же деревянный.
– В данном случае, Юра, он совсем не деревянный, а очень гибкий, сильный и воздушный. – Она надевала серьги, и одна выпала из рук. Она наклонилась, поднимая сережку. – Это балет. Мариинский привез. А я обожаю «Щелкунчика», Чайковского и балет! – сказала она откуда-то из-под стола.
– Балет? – повторил он.
– Да. Очень люблю.
– Балет?
– Да… – Она поднялась. – Юра, что с тобой? Отомри, – попыталась улыбнуться она.
– Ничего… я просто вспомнил… кое-что. Нам пора!
– Все нормально? – спросила она, провожая их с Мишей.
Юра не ответил.
Уже стоя в дверях и глядя на то, как они спускаются по лестнице, она позвала: