— Нет. Теперь уже некуда бежать, — сказала, оправляясь. Ясно ей стало, что уйди они и немного раньше, всё равно бы настиг её князь.
Глаза Божаны наполнились лютым испугом и неверием.
— В лес уйдём, я заговоры знаю, запутаем тропы.
Даромила горько хмыкнула, черты лица её исказились, а взгляд замутился, и увидь её родная матушка, не узнала бы. Обида пронзила мечом острым — за что ей проклятие такое?
А внизу уже гудели голоса, среди них княгиня различила глубокий тон Ярополка, будто из страшного сна вселился в явь, очернял всё вокруг. Заныли на спине рубцы, напоминая о жестоком наказании. Божана так и замерла у двери, а за порогом послышались торопливые шаги и стук в дверь.
— Открой, — велела она женщине.
Повитуха засомневалась на миг, но всё же послушалась, отодвинула задвижку. В светлицу вошла высокая женщина в клетчатой понёве и таком же повое из-под, которого тяжёлыми гроздями свисали по вискам латунные колты — богатство замужней женщины. Гаяна, растерянная и бледная, оглядела одетую в кожух княгиню, а потом и повитуху. От мудрой женщины ничего не ускользнуло, и та прекрасно поняла, что к чему, и куда княгиня собралась в такое позднее время. Да и то, почему Даромила пришла с чужеземцами, и зачем приехал князь, не стало для неё тайной. По лицу Гаяны прошлась мелкая судорога — и рада была бы не выдавать, да деваться некуда, силой возьмут, кметей своих пустят обшаривать терем да все закоулки, отыщут, достанут, хоть из-под земли. А за сокрытие если не её накажут, то детей.
— Скажи, что сейчас выйду, — не стала Даромила принуждать женщину оправдываться.
Гаяна только благодарно кинула и незамедлительно удалилась.
В груди ещё острее забились горлицами боль и сожаление, прожигая кожу, а ноги будто отнялись.
— Достань шубу и украшения, — велела она остолбенелой Божане. — Живей, — подогнала повитуху.
Та безропотно прошла к мешкам, не в силах что-либо сделать, и Даромила её не винила.
Размотав платок и скинув кожух, Даромила оделась в шубу, подвязала волосы венцом, Божана помогла нацепить тяжёлые височные кольца и массивные обручья на руку. Лишь потому княгиня нарядилась, чтобы не показывать Ярополку своей уязвимости.
— Жди меня тут, — велела Божане.
Подняв подбородок и сжав кулаки, прошла к двери, шагнула за порог, оставив повитуху за ним. Конечно, она знала, что Божана не дождётся её. Скорее всего, Ярополк пожелает тут же, немедля, забрать её и не отпустит никуда, и что сделает с ней, тоже догадывалась, но гнала от себя страшные мысли, стараясь не думать о самом худшем, иначе при встрече с князем тут же предал бы её взгляд. Словно в густом киселе, спустилась по лестнице, слушая, как нарастают голоса мужчин, теперь более разборчивые, и учащается собственный грохот сердца. Даромила из-за мутного тумана в голове от неопределённости не могла понять, о чём они разговаривают. Вошла в широкий и сводчатый дверной проём. Смолкли все. Даромила узнала сразу Демира и Гарая. Пересилив себя, она глянула в другой конец стола, где и сидел Ярополк. Он смотрел на неё со своей неизменной ухмылкой, от которой нутро колотит. Потемневшие глаза князя казались бесцветными, царапали. Потребовалась много воли, чтобы выдержать его стальной, налитый лютой злостью взгляд, и хоть вида он не показывал, в каком бешеном гневе пребывал, а не ушло от внимания Даромилы, как сжался его кулак до хруста, побелел, вздулись синие вены, оплетя руку. Этот мужчина вытоптал всю душу, запятнав своей грубостью и жестокостью. С ним она познала только страх и боль. Но есть другой, тот, который согревал её лаской, обещал защиту. Тот, с кем хотелось дышать одним дыханием. Он был глотком её новой жизни. Его она отвергла.