Его брат, стоящий около окна, даже не повернулся. Прекрасная компания. Спустя пару минут я обнаружила, что стояла затаив дыхание, с открытым ртом из которого, похоже, скоро потечет слюна. Да дорогая, прям олигофрен, не отличить. И чего это мы тупеем? Ну не может же тебе нравится синий мужик. Или может? Ну, глаза у него миленькие и мне всегда нравились здоровые мужики. Да и задница очень даже. И тут я понимаю, что плотоядно пялюсь на задницу этого ужасного дарка. Ааааа… Вколите мне антибиотики! Я больная!
Тут в дверь постучали, и вошла незнакомая, расфуфыренная ляга. С неудовольствием посмотрев на меня, она томным голосом произнесла:
— Господин Уотерстоун, можно отвлечь Вас по срочному делу?
Уотерстоун отвернулся от окна и с удивлением на нее посмотрел.
— Хорошо. Подождите за дверью.
Когда дверь закрылась, он посмотрел на меня. Озадаченная его молчанием я подняла глаза вверх и увидела, что он заворожено, смотрит на мою грудь. Получи фашист гранату! Помолчав с минуту, я кашлянула. Он побурел, поджал губы и произнес:
— Леди, Вы простите меня за тот унизительный срыв? Я, безусловно, постараюсь, что бы подобное больше не повторилось.
Его заставил брат. И смотря ему в глаза, я понимала, что мы оба это знаем.
— Конечно.
Получив от меня ответ, он вышел, оставив меня одну. Несмотря на то, что извинился он под давлением брата, я понимала, что не чувствуй он, что его поведение было не допустимым, он бы извинятся не стал. Все-таки, в какой-то мере, он заслуживает уважения. Тут в интеркоме раздалось:
— Алекс, проводи леди в комнату для допроса.
Ну и где мне его искать? Я вышла в приемную и остолбенела. Александр Уоттерстоун обнимался там с расфуфыренной лягой. Кажется, Даша мне говорила, что драг никогда бы не стал вести себя так с женщиной, если бы та не была его невестой? Ну что ж, наверное, я могу принести ему свои поздравления на счет помолвки?
— Прошу меня извинить, что прервала Вас, но командующий попросил проводить меня в комнату для допроса. Я могу дойти сама, если объясните, где она находится.
Уотерстоун оттолкнул, лягу и, сузив глаза, посмотрел на меня. Ляга же взглянула на меня с откровенной ненавистью. Повернувшись к ней, он сказал таким тихим, мягким голосом, что даже у меня мурашки побежали по телу:
— Завтра поговорим.
Ляга побледнела. Что же он за мужчина, если со своей женщиной так разговаривает? А еще говорят, что драги самые нежные возлюбленные. Ага! Однолюбы, которые пялятся на грудь другой женщины! Ну-ну…
— Я сам Вас провожу. Следуйте за мной.
Подлец, а еще меня попрекал за недостойное поведение. На душе было на диво гадко. А мне еще работать.