— Тогда мне придется говорить с тобой по-гречески, благородный Гортензий, — ответил Спартак, — но это едва ли доставит мне удовольствие.
Столь откровенно высказанное Спартаком опасение, что он не ожидает от своего плена ничего хорошего, произвело впечатление на римского военачальника.
Известно, что воина, попавшего в плен, ждут одни только неприятности, А у Спартака были достаточно серьезные основания опасаться особой расплаты за урон, нанесенный им римлянам. Не случайно он был отделен от других пленных и доставлен прямо к римскому военачальнику Деций Гортензий даже не нашелся сразу, что ответить, и лишь спросил:
— Ты знаешь, к кому тебя привели?
— Опасного противника надо знать.
— Я верю, что ты говоришь искренне, юноша. А откровенность исключает лесть. Ты знал обо мне, как о противнике, но слухам. А я узнал тебя в бою. Ты убил много римских воинов, которые своими мечами приумножали славу, величие и благоденствие Рима.
Спартак ответил:
— Но не мы пришли к вам, а вы — к нам, чтобы завладеть нашей землей.
Гортензий не стал возражать:
— Я призвал тебя, юноша, не для того, чтобы обсуждать, кто и к кому пришел. И не для того, чтобы спорить, кто прав и кто виноват, потому что это не наше с тобой дело. Мы воины, мы воюем, а не рассуждаем, — эту заботу берут на себя другие. А в войне имеет значение не кто прав и кто виноват, а кто сильнее, и кто — слабей.
— Правым всегда оказывается сильный.
Полководец поглядел на Спартака испытующе:
— А ты считаешь, что может быть иначе?
Спартак продолжил его невысказанную мысль.
— Но отсюда следует, что у победителя есть право поступать с побежденным по своему разумению...
— И это не повод для спора.
— ... и слабый должен принимать условия сильного, подчиняться ему.
Тонкие губы римлянина растянулись в подобие улыбки:
— Если ты шутишь, юноша, говоря о праве побежденного подчиняться победителю, то он располагает и другим правом — ненавидеть победителя. И это уже всерьез.
На лице Спартака промелькнула еле заметная ироническая усмешка:
— Действительно, этого права у него никто не может отнять.
Гортензий пропустил мимо ушей его ответ, продолжая начатую мысль:
— Ты наверно видел, как твои люди кусали цепи, в которые их паковали, чтобы отправить в Рим как рабов. И никто не будет мешать пусть себе грызут эти цепи... Вы, фракийцы, очень непокорный народ.
— Пусть это будет самое плохое, что противник подумает о нас.
— Чего ты ждешь от меня?
— Чтобы ты поступил со мной, как с побежденным.
И ты уверен, что я так поступлю?
Иначе и быть не может.
Тебе делает честь, что ты готов разделить участь побежденных. Но я видел, как ты сражался с нашими испытанными в боях легионерами. И могу представить себе, что ты способен совершить. Потому ты достоин участи пленника, который имеет особые заслуги перед родной землей.