— Ну что ж, картина ясна. Игонин унижает жену, муж в бешенстве. Где живет обидчик, муж знает, остается только продумать план и привести его в исполнение. В распоряжении у Кондакова была целая неделя, даже больше. За это время он смог подготовиться.
— И даже заболеть умудрился, — кивнул Птицын и удивленно глянул на Никиту. Интересно, кто допустил его на столь важное совещание у начальника отделения?
— Ну, заболеть он мог и без причины. — Плетнев перевел взгляд на Вересова: — Что там у нас по камере с Паркетной?
— В указанное время Кондаков к машине не выходил, — развел тот руками.
— Он мог подойти к ней в обход камеры, — сказал Никита. — Там следы на снегу. По газону. Две ниточки — туда и обратно. Прямиком к машине.
— Чьи следы?
— Ну, я не замерял.
— Может, собачьи? — ухмыльнулся Птицын.
— Да нет, с твоими ногами я бы не перепутал, — парировал Никита.
— Бланку надо было сказать, он бы слепки снял.
Одним пальцем Плетнев показал на Никиту, другим на Птицына. Он все видит, и они у него под контролем. А будут собачиться, он их выгонит на мороз.
— Вы так быстро уехали.
— Поторопились.
— Я машину сфотографировал. — Никита выложил на стол свой смартфон. — Там под колесами целина. Машина с места даже не съезжала. Во всяком случае, в день убийства.
— То есть шестого января «Форд» стоял на месте?
— Я сразу это сказал.
— Может, не завелась?.. Или Кондаков решил на такси?
— А нож? Почему тогда нож в машине оказался?
— Студент! — Птицын развалился на стуле, сложив руки на груди. — Знаний нет, опыта нет…
— Может, ты объяснишь?
— Убил человека, впал в прострацию, нож сунул в карман. Вернулся домой, вспомнил про нож, выбрасывать жаль, дома хранить нельзя. Вот и отнес в машину.
— А карман? А сама куртка, в которой нож был? Где кровь? На одежде у Кондакова крови не обнаружено.
— Выбросил куртку.
— А нож почему не выбросил?
— Я же говорю, жалко стало. Лезвие там «пятерочка», легированная сталь.
— Тогда надо было кровь хотя бы смыть.
— Кровь с ножа смыть невозможно. Рукоять снимать надо… У Бланка спроси, пока молодой, — ухмыльнулся Птицын.
— Да, но Кондаков у него не консультировался. Поэтому он мог бы вымыть нож, но не сделал этого.
— Ты тоже мог бы гаишником служить, а пошел в уголовный розыск.
Никита пропустил реплику мимо ушей. Не уважал он Птицына, потому не интересны выхлопы его мысли. Ни выхлопы, ни выбросы.
— А если нож подбросили? — спросил он.
— Кому нож подбросили? Кондакову?! Зачем? — Плетнев, казалось, задумался всерьез, но на Никиту глянул с иронией.
— Ну, кто-то же подбрасывал ему дохлых кошек.