— Какое… на… ружье!
— А из которого ты в меня стрелял.
— Не давал он мне ничего!
— Не давал? Твое ружье было?
— Ты баран?.. — все больше распалялся Миша. Похоже, у него не было слов, чтобы выразить свое возмущение, пришлось хвататься за первое, что пришло на ум. А в голове — сплошь бараны.
— Ты же узнал меня, — нагнетал Никита. — Узнал меня и чуть не подавился.
— Узнал?!.. Да на твою рожу глянешь, не только подавишься!
— А вот я не подавился, когда тебя увидел. На камере видеонаблюдения. «Засветился» ты вчера, когда с Паркетной улицы выходил…
— Где я «засветился»? — заколотился парень.
— Следователь объяснит и покажет.
— Какой… на… следователь!
— Я смотрю, ты парень умный! Уезжать собираешься… Я сначала подумал, что ты удрать хочешь, а ты, оказывается, в полицию собрался, да? Все правильно, явка с повинной тебя спасет… Ты же не убил меня, правда? Скажешь, что и не должен был…
— Не собирался я тебя убивать! — мотнул головой Миша.
— Ты должен был всего лишь изобразить покушение… А Игонина ты не убивал.
— Не убивал.
— И я жив-здоров…
— И тебя не убивал.
— Ну конечно, ведь Петрушин попросил всего лишь изобразить покушение.
— Покушение…
Лед треснул, тронулся, до чистой воды осталось совсем чуть-чуть, когда появился Петрушин.
— Миша, ты что, попугай?
Никита вздрогнул, услышав за спиной его голос. Но тут же вспомнил, что Петрушина так просто выпустить не могли. Плетнев должен был приставить к нему «хвост», значит, подкрепление где-то рядом.
— Попка-дурак! — передразнил Кирилл.
— Этот сказал, что ты меня сдал, — кивком показал на Никиту Миша и при этом зло посмотрел на него.
— Как можно сдать того, кто ни в чем не виноват?.. Или ты что-то натворил? — продолжал издеваться Петрушин.
Деловой, самодовольный. Чувствовалось, что он только что с дороги. Вид слегка помятый, на щеках мелкая щетина, но улыбка бодрая. Он наслаждался своей неуязвимостью.
— Я?! Нет!
— И со мной все в порядке… Да, лейтенант? — Петрушин поднял руку с таким видом, как будто собирался потрепать Никиту по щеке.
— Это вряд ли.
— Твой начальник лично извинился передо мной.
— Так тебя отпустили? — обрадовался Миша.
— И в этом есть твоя заслуга, — кивнул Никита. — Ты стрелял в меня, значит, и по голове меня ударил тоже ты.
— По голове?! Я?! — Миша озадаченно глянул на него.
— Два покушения. На жизнь сотрудника полиции. Двадцать лет строгого режима… А братишка баб драть в это время будет.
— Я не покушался! — растерянно мотнул головой парень.
— Конечно, нет… И у ментов на тебя ничего нет, — подхватил Петрушин. — Я точно это знаю.
— Точно? — Миша очень хотел в это верить.