– Верю.
Люсьен едва сдерживал гнев. Руки его сжались в кулаки так, что костяшки побелели.
– Значит, нашего сына звали Росс?
– Да.
– Хорошее, сильное имя, подтверждающее права, которые он имел по рождению. – Голос Люсьена дрожал. Он едва мог говорить.
Алехандре вдруг захотелось утешить его.
– Росс тихо умер у меня на руках. Случилось это второго октября. В шесть минут двенадцатого ночи. Шел дождь.
Подробности, мелочи, детали. Алехандра помнила их все до единой.
– Мы заберем его домой.
– Что?
– Привезем в Англию и похороним в нашей семейной резиденции Линден-парк в Танбридж-Уэллс. По крайней мере, тогда он будет покоиться в окружении своих предков.
– Неужели ты правда это сделаешь?
– Алехандра, этот мальчик – член нашей семьи и должен быть погребен в семейном склепе.
«Нашей». В этот момент Росс перестал быть только ее сыном. Мария оказалась права: теперь они с Люсьеном разделили горе пополам.
И тут ледяная стена, которую Алехандра под воздействием тяжелых обстоятельств вынуждена была возвести вокруг своего сердца, начала оттаивать. Алехандра встала, стыдясь своих слез и собираясь уйти туда, где сможет выплакаться в одиночестве, но Люсьен удержал ее и прижал к себе. Приникнув к его теплой, крепкой груди, Алехандра зарыдала, не таясь. Она плакала по себе и по Россу, по Люсьену, по отцу и матери, по Испании, по Сан-Себастьяну и жертвам разгула английских солдат и по Марии, которая погибла, пытаясь ее защитить.
Алехандра не помнила, когда в последний раз вот так давала волю чувствам и не пыталась их сдержать. Наконец, когда ее рыдания начали стихать, Люсьен вытер ей лицо краем своей рубашки. Выплакавшись, она вдруг почувствовала сильную усталость.
– Надеюсь, рядом был кто-то, кто тебя утешил и поддержал?
– Да, Мария. Сказала, что я должна взять себя в руки. К тому же борделю, который ей принадлежал, нужна сильная и молодая рука. А я неожиданно обнаружила деловую хватку. У меня хорошо получалось вести дела, контролировать финансы и следить, чтобы все шло гладко. Представь себе, даже в борделе есть свой режим и порядок. А Мария давно уже утратила былую хватку.
– Выходит, ты стала кем-то вроде ее правой руки?
– Да. К тому же мы с ней обе были одинокими и неприкаянными. Это нас и свело.
– А что еще ты написала в том письме, которое перехватили? Просила о помощи?
– Нет, просто решила, что ты должен знать о судьбе своего сына. Я писала тебе ради Росса, а не ради себя. Подумала, что тебе… следует о нем знать.
Люсьен выругался. Алехандра по привычке хотела перекреститься, но сдержалась. Ей казалось, что она не имеет права молиться после того, как несколько лет пренебрегала своим долгом.