Между тем веки англичанина дрогнули, и он приоткрыл глаза. В бледном утреннем сиянии они казались удивительно светлыми, почти прозрачными.
– Еще… не… умер? – произнес солдат на хорошем испанском языке.
– Где болит? – вместо ответа спросила она.
Солдат улыбнулся:
– Легче… сказать… где… не… болит…
Мужчина был удивительно красив. Слишком красив, чтобы умереть вот так, посреди дороги, всеми брошенный и забытый. Праведный гнев укрепил ее решимость. Срубив куст утесника, чтобы расчистить место для задуманного маневра, она отломила от ограды жердь, подсунула ее под шею мертвой лошади и всем телом навалилась на импровизированный рычаг. Ей удалось приподнять тяжелое тело животного. Еще чуть-чуть – и оно перекатилось на бок. С уст мужчины невольно сорвался стон.
– Давай, давай, англичанин, кричи во всю глотку, – произнесла она. – На твоем месте любой бы взвыл. Твои соотечественники ушли морем, а французы хозяйничают в городе, так что никто тебя не услышит.
Кое-кому из английских офицеров удалось благополучно уплыть в сторону родины по опасному, бушующему Бискайскому заливу. Некоторые взяли на борт своих коней, другие скакуны бродили неприкаянные по улицам Ла-Коруньи, а третьим – и число их было весьма велико – посчастливилось еще меньше. Они приняли смерть у прибрежных скал, где им перерезали горло в качестве так называемого акта милосердия. Лучше умереть, чем попасть в руки врага.
Между тем к ней присоединились Адан и Бартоломеу с холщовыми носилками.
– Забирать? – спросили они, указав на раненого.
Она кивнула:
– Только поднимайте осторожнее.
Бартоломеу опустился на корточки и поскреб ногтем заляпанный грязью эполет.
– Капитан, – объявил он.
У нее упало сердце. Отец все больше и больше сомневался в том, что испанцам удастся одержать победу, поэтому старался держаться подальше от любых политических дел. Энрике скорее согласился бы предоставить кров простому солдату, нежели офицеру. А значит, объясняться с отцом будет гораздо труднее.
– В таком случае мы тем более должны его вылечить, чтобы он снова мог идти в бой и принес нам победу.
По непонятной причине у нее возникло предчувствие, что этому человеку суждено сыграть особую роль в их судьбе. Когда он с трудом протянул к ней руку, она сжала ее в своих ладонях, пытаясь согреть ледяную кожу. Адан и Томеу аккуратно перекатили англичанина на носилки, но все же с его губ снова сорвался стон. У него на спине между лопатками сквозь порезанную ткань мундира и рубахи она увидела сразу несколько ран. Похоже, его атаковали саблей, подумала она. Бедняга дрожал всем телом. Стянув с себя шерстяное пончо, она укрыла его им до подбородка.