— Так?
Я жду, что она возмутится. Скажет: «Вы тут все заодно!» Еще, чего доброго, и меня причислит к врагам, напишет и на меня докладную.
— Так? — повторяю я свой вопрос, чтобы прервать затянувшееся молчание.
Она смотрит грустно и жалостно, говорит виновато:
— В общем-то… Так…
Много лет назад, в семидесятом, недавняя выпускница Московского технологического института мясной и молочной промышленности приняла на себя нелегкие обязанности санитарного ветврача колбасного цеха. Любая работа, если к ней относиться серьезно и добросовестно, всегда нелегка. Работа врача санитарного — одна из самых нелегких.
Не оттого, что требует большой физической нагрузки. Она требует нагрузки психической. Требует твердости. Принципиальности. А порою и мужества.
Врач санитарный не лечит. Он проверяет. Он стоит на страже нашего с вами здоровья. А может быть, даже и жизни. Он следит за тем, чтобы в пищу не проникла инфекция. Чтобы на прилавок, а значит, и на наши столы не попали продукты низкого качества. Несъедобные. Неопрятные. Не отвечающие установленным стандартам. Я читаю перечень прав и обязанностей санитарной службы предприятий мясной промышленности. Он пестрит, этот перечень, такими словами: «контролировать», «запрещать», «приостанавливать»… И снова: «останавливать», «браковать», «давать указания, обязательные для исполнения»…
Санветврач не только имеет право все это делать — обязан! Прояви он терпимость, прояви снисходительность, учти то или это — нам придется платить за его доброту слишком высокую цену: килограммы и тонны, которыми комбинат поспешно отчитается в статистической ведомости, обернутся бедой…
Грань, отделяющая «можно» от «допустимо», а «допустимо» от категорического «нельзя», кажется на этом производстве условной и зыбкой. Скажем, «неопрятный вид колбасы» — понятие достаточно субъективное. Для одного она «неопрятна», для другого — «сойдет». Покладистый врач всегда имеет возможность на что-то закрыть глаза, что-то простить — раз, другой или третий… Не формалист же он, не бездушный сухарь, не сторонний же наблюдатель! Свой человек, член единого коллектива. Разве может он пренебречь интересом коллег?..
Пренебрежет — восстановит многих против себя. Не пренебрежет — станет ручным. Предаст дело, которому призван служить. Мнимая «польза для коллектива» обернется потерей для общества.
Не настало ли время воспеть «формализм», сложить оду в честь человека, неколебимо отстаивающего букву закона, параграфа, пусть даже крохотного подпункта какой-то безвестной инструкции? Гуманную формулу о бездушии буквоедства, формулу, призванную помочь более умело и гибко закон применять, слишком уж часто демагоги стали использовать для оправдания его нарушений. Слишком уж часто она, эта формула, стала служить индульгенцией разгильдяйству, местничеству, своеволию, а то и откровенному попустительству беззакония. Вот почему работник, фанатично преданный «букве», не отступающий от нее даже во вред самому себе, отнюдь не кажется мне фигурой, достойной иронии. Осуждения — тем паче. Напротив, я вижу в нем ревностного слугу правопорядка, стоящего на страже общего блага.