Он достаточно зарабатывал, чтобы платить домработнице, но зачем, если всегда есть Настя? Логично…
— Я тебе на диване постелила, — объявила Настя, едва мы вошли в квартиру. — Захар, мы вернулись, — крикнула она, совершенно не смущаясь тем, что часы в прихожей показывали половину четвертого.
— Я слышу, — Лавров появился из спальни, сразу обнял меня: — Ну, отлично, что прилетела. Вы голодные?
— Ну ты смотри, — протянула Настя насмешливо. — Неужели соизволил плиту зажечь?
Захар поморщился:
— Не начинай. Я просто запек семгу с картошкой.
— И это кстати, — вмешалась я, почувствовав напряжение между супругами. — Я что-то после коньяка есть захотела.
Настя удивленно посмотрела на меня:
— И давно ты по ночам семгу с картошкой ешь?
— Ну, вот сейчас дебют у меня будет, — просипела я, направляясь в ванную. — Вот руки только вымою.
— А у меня и коньячок имеется, — радостно сообщил уже из кухни Лавров.
— Алкоголик, — процедила вошедшая вслед за мной в ванную Настя.
— Ты чего это? — удивилась я, намыливая руки и подставляя их под струю воды.
— Да ничего! — шепотом проорала Настя. — Заколебал! И так почти каждый день, а теперь еще и повод законный — ты же приехала!
— Я не буду с ним пить.
Настя вдруг осеклась, хлопнула себя по губам ладонью и жалобно посмотрела на меня в зеркало:
— Стась, ты только не обижайся… я не к тому, что ты приехала и будешь его тут спаивать, он и без тебя с этим отлично справляется…
— Я поняла, Настя, расслабься. Я у вас долго не задержусь.
Она опустилась на пушистый коврик у ванны и разревелась. Ничто в жизни не выбивало меня из равновесия так, как ее слезы — ну, не могу я выносить того, как она плачет, некрасиво кривя лицо и сморкаясь в оторванный шмат туалетной бумаги. И эти слезы, которые не текут по щекам, как у всех людей, а брызжут в стороны, как у клоунов в цирке…
Я села рядом на корточки и коснулась ее плеча:
— Настя, ну прекрати, что ты, в самом деле… Я действительно к вам только на три дня, и Лавров тут ни при чем, и слова твои… так и планировалось изначально, я же тебе и по телефону так сказала… ну, что ты ревешь-то?
Настя подняла на меня мокрые глаза со слипшимися от слез ресницами:
— Ты всегда такая! У тебя есть своя жизнь, и для меня там нет места… Для меня вообще нигде нет места, я никому не нужна! Ну, правильно — я кто теперь? Никто! Обслуга, домохозяйка! Вокруг меня одни гении — писатель, журналистка! А я никто, об меня и ноги можно вытирать, правильно!
Я крепко взяла ее пальцами за подбородок, задрала голову и жестко произнесла:
— А ну, прекрати истерику немедленно. Если хочешь, чтобы я осталась, вставай, подбирай сопли, умывайся, и идем в кухню семгу есть. Понятно? Иначе я сейчас же отсюда уеду. Мне не до твоих концертов.